Но родителей своих я редко видел. После окончания института они подсунули меня дедушке с бабушкой и уехали по распределению на какую-то великую стройку. Дед Мотл был мужик крепкий, всё время работал и меня шить научил, когда я немного подрос. Было это уже в столице Киргизии городе Фрунзе. Мы с дедушкой и бабушкой успели туда эвакуироваться со швейной фабрикой, на которой дед работал. Родители мои, два врача, два хирурга, с первых же дней ушли на фронт, и оба не вернулись. И мы из эвакуации не сразу вернулись, ещё много лет прожили в Киргизии.
Дед уже вышел на пенсию, но продолжал шить дома. Война закончилась, и людям нужно было что-то носить, кроме гимнастёрки и галифе. Вы помните, что тогда считалось лучшим подарком? Таки да, отрез на костюм, на платье. И люди-таки были правы. Не может же женщина, к примеру, носить одно платье на все случаи жизни: на свадьбу и на похороны, на праздничную демонстрацию и на работу.
Хоть тогда и пели песню о том, что «трудовые будни – праздники для нас», но не до такой же степени. Так что без заказов дед не сидел. А чтобы дело быстрее шло, он и меня к этому делу приучил. И стали мы с ним шить вдвоём, как когда-то он со своим тестем. Надо сказать, что в нашем дворе шили не только мы. Как будто специально, несколько портных собрались в одном дворе. При эвакуации люди старались захватить с собой самое дорогое – швейную машинку, кормилицу. И у всех были свои заказчики. Портнихи обшивали женщин, а мы с дедом – больше мужчин. Стрёкот раздавался во многих квартирах.
Хотя квартира – это слишком громко сказано. Состояли они из одной комнаты, и двери их выходили прямо во двор. И тогда вся семья как-то умещалась в одной комнате. Даже хватало места для швейных машинок. А один наш сосед умудрился поставить у себя в комнате при семье из 4-х человек ещё и оверлок. Он работал механиком на трикотажной фабрике. На работу он ездил на велосипеде, что по тем временам уже считалось богатством. Ну как же, личное транспортное средство!
Так вот на этом велосипеде он и навозил деталей, дома собрал и получился хороший оверлок. Он стрекотал иногда целыми днями и изготовлял трикотаж. Иногда шум машинок кому-то мешал, но никто никогда ни на кого не доносил. Все понимали, что люди зарабатывают себе на хлеб, иногда даже без масла. А, может быть, не доносили ещё и потому, что те, кто не шил, работали на базе Текстильторга и кое-что оттуда имели. Опять же, просто так совпало.