– Ты совсем не понимаешь. Они не могут вернуть деньги, они могут только перенести сроки.
Короткая логика, за которую она пыталась удержаться, выскальзывала из рук.
– Прости, я запуталась. Ты только что сказал, что сроки перенести нельзя.
– У них свои правила.
– Так можно перенести сроки или нельзя?
– О Боже, ты ничего не понимаешь.
Кресло впереди захлебывающееся всхрапнуло.
– Тише, – она сделала большие глаза, выразительно кивнула в сторону самовара. Во взгляде мелькнули озорные огоньки.
Он нетерпеливо дернул головой, откинулся на спинку и снова отвернулся к тянущимся по темному небу тучам.
Побродив глазами по торчащей скуле, она взяла его за руку и погладила по сухой, собирающейся под пальцами в складочки коже.
– Это от мыла. У меня крем есть, – она помолчала. – Прости. Может я, действительно, не все понимаю.
– Ты ничего не понимаешь, – он по-прежнему перебирал что-то за окном.
За ним, вплывая в растянутую синь, тяжело скользили придонные плоские рыбы.
Она гладила его руку, переворачивая ладонью вверх и вниз, он не отнимал. Потом поднесла ко рту и поцеловала.
Он повернул голову:
– Вот что ты делаешь? Самолет не обрабатывали.
– Я люблю тебя.
– Зачем назло делать? Совсем ничего не понимаешь.
Он вытащил из маленькой мужской сумки пачку салфеток и гель, быстро смочил и обработал руки. Потом капнул по капле на ее подставленные ладони.
Блондинка дождалась, пока он закончит, потерла запястья друг о друга перед его носом и вытянула губы трубочкой в его сторону.
Он сердито глянул, вытер салфеткой ее и свои поручни и сосредоточенно принялся складывать назад в сумку пузырьки и пластиковые упаковки.
Она вздохнула, положила голову ему на плечо. Тонкая костюмная шесть прыгала под ухом. Она приподнялась.
– Прости, – он повозился еще, устраиваясь поудобнее и, отвернувшись, закрыл глаза.
Она тихонько смотрела на него. На острые уши и пульсирующую жилку на шее. Он обернулся:
– Спи. Завтра длинный день.
Самолет гудел, гулко отдаваясь в животе. Красные всполохи резали плотные облака на стаи всполошенных гупешек. Дыхание рвалось. Синие рыбы метались и скрещивались.
Она покосилась на женщину толстяка. Та, накрывшись курткой и вытянувшись через три кресла, спала, положив под голову согнутую в локте руку. По лицу ходило тихое тепло.
Спит или вид делает? На такой высоте невозможно расслабиться. Так тянет. Километры разреженной воды и пыли.