Посудомойка решила, что смотреть тут нечего и пошла в кафе, она и так долго отсутствовала, хозяин мог заругать. Полицейские связались по рации с участком и начали вызывать на всякий случай сапера. «Кто там что знает, пусть подъедет», – нервно сказал тот, что был постарше других в этом наряде. Он немного нервничал, ему было почему-то не по себе. Он сидел на месте рядом с водителем, в свободной кисти его кувыркалась зажигалка «ZIPO», дверца машины c его стороны была распахнута. И тут на слове «подъедет» рвануло так, что звук взрыва был слышен километрах в двух от этого места.
Хези с ребятами в этот день разгружали машину в Рамат Эшколе на улице Паран. Дом был кадровых военных. Хозяйский пес, ласковый бультерьер с плюшевой шкурой, выгнулся от звука взрыва, вытянулся в струну, глаза его покраснели, он прижался к стене и лег на лапы. Муса уронил коробку с посудой на пол, смертельно побледнел и с ужасом начал озираться вокруг. Что-то он искал, наверное, алиби свое, что же еще? Алиби было у него, это алиби у него никто не просил. Муса думал так на всякий случай, потому что «хер его знает, как все сложится, каким боком повернется». Хези попросил хозяйскую девочку, у которой в руках был транзистор размером с ее ладонь, сделать его погромче. Девочка подкрутила сбоку колесико, но сообщили о взрыве минут через 7–8, прервав пугающее мрачное молчание, это сделал человек по фамилии Сальтон. Доработали эту квартиру кое-как, если честно. Все были взволнованы и хотели побыстрее домой.
Хези отвез Мусу до Яффских ворот. Было мало людей, несмотря на дневной торговый час. Муса ушел от грузовика сквозь патрули пограничников с зыркающими глазами и руками, лежавшими на холодных телах короткоствольных автоматов. Он шел скованным шагом, часто оглядываясь, словно искал поддержки в своих чумазых коллегах, как бы удостоверяясь, что Хези и остальные смотрят ему вслед. Походка у Мусы была совсем не такая, как всегда, да и какая там может быть уверенность. Ведь все отвечают за всех, или нет?! А?!
«Я бога боюсь, я очень честный человек, излишне честный», – произносил Хези, сидя в одиночестве и глядя до начала работы своими человеческими глазами в сверкающее овальное зеркало в деревянной оправе, одобряя свой внешний вид, свой характер, свою разумную жизнь.