Поначалу вербовка в стенах Халля шла как по маслу. Но однажды достоянием тюремной общественности стало письмо, присланное Шефу его мамой. В котором, среди прочего, она призывала Пера-Гуннара не водиться с плохими компаниями, беречь горлышко и выражала надежду, что скоро опять будет играть с ним в «остров сокровищ», когда малыш выйдет на свободу.
После этого не помогло даже то, что рассвирепевший Шеф чуть не порезал ножом нескольких югославов в очереди в тюремной столовой. Его авторитет был подорван раз и навсегда. Из тридцати завербованных в организацию двадцать семь из нее вышли. Кроме Болта и Хлама с ним остался еще один венесуэлец, Хосе Мария Родригес, потому что был тайно влюблен в Шефа, в чем не смел признаться даже самому себе.
Венесуэлец получил кличку «Каракас», в честь столицы его родины. Но больше никто во всем Халле в клуб так и не вступил, как ни ругался Шеф и как ни угрожал. И вот настал день, когда Шеф и трое его подручных вышли на свободу. Шеф совсем было отказался от идеи насчет «Never Again», когда случайно выяснилось, что у Каракаса есть приятель-колумбиец с довольно гибкой совестью и сомнительными знакомствами, и когда оба героя встретились, то Швеция стала, при посредстве «Never Again», транзитной страной, через которую колумбийский наркокартель переправлял свой товар в Восточную Европу. Сделки проворачивались все более масштабные, так что бизнес-направления «грабеж» и «рэкет» пришлось свернуть – за ненадобностью и в силу дефицита персонала.
• • •
Шеф собрал в Стокгольме военный совет с участием Хлама и Каракаса. Что-то стряслось с Болтом, этим растяпой, которому поручили провести крупнейшую транзакцию в истории клуба. Шеф утром вышел на связь с русскими, и те божились, что товар получили и деньги передали. Если курьер «Never Again» слинял с чемоданом бабла, то это уже проблема шведов. Но может, «Never Again» хочет забить стрелку и разобраться, тогда русские возражать не станут. Они приедут и разберутся, если что. Конкретно так разберутся.
Шеф исходил из того, что русские сказали правду (а кроме того, он почти не сомневался, что разбираться они умеют конкретнее, чем он сам). Мысли, что Болт мог сам и по доброй воле смыться с деньгами, Шеф не допускал: для такого Болт слишком туп. Или слишком умен, это с какой стороны посмотреть.