Мальчиков, еще полагавших плач исключительно своей прерогативой, материнские слезы застали врасплох, и они прекратили игру.
– Мама, не плачь, – хныкнул Отто.
– Я не плачу, милый. Просто ресничка в глаз попала.
Фрида высморкалась, и мальчики отвлеклись на дела поважнее: под шумок Пауль спер из крепости Отто парапет, пристроив его в собственную фортификацию. Пауль, обладатель глубоко посаженных темных задумчивых глаз, отличался большей дальновидностью, а Отто, отнюдь не дурак, – необузданной импульсивностью, которая сейчас проявилась мгновенно и яростно. Пухлый кулачок его съездил Пауля по башке, от чего моментально вспыхнула драка, конец которой положил Вольфганг: выскочив из спальни (где отсыпался после ночного концерта), водой из игрушечного пистолета он облил кучу-малу из молотящих и лягающихся рук и ног. Однажды в парке он обучился этому приему у человека, разводившего собак.
– Собачью свару я разливаю водой, – сказал заводчик. – Доходит быстро.
Вольфганг решил, что у его драчливых трехлеток можно выработать тот же условный рефлекс.
– Пока они лишь дикие зверята, – увещевал он Фриду – она возражала против того, чтобы ее детей дрессировали как собак. – Согласись, метод работает.
– Ничего он не работает. Им просто забавно.
– Все равно, смех лучше ора.
Сейчас, утихомирив близнецов, Вольфганг заметил женины покрасневшие глаза.
– Что случилось, Фредди? – спросил он. – Ты плакала?
Вольфганг подсел к жене на винтовой табурет от пианино.
– Не надо, маленькая. Я понимаю, времена нелегкие, но мы же справляемся, правда?
Фрида не ответила, только протянула ему купюру в десять миллионов марок, которая оказалась в сдаче за давешнюю покупку литра молока.
На банкноте виднелась грустная надпись ученическим почерком: «Вот за эту бумажку я продала свою невинность».
Вольфганг нахмурился и пожал плечами:
– Наверное, это было месяц назад, не меньше. Сейчас даже деревенская дурочка за свою девственность потребует сто миллионов.
– Вот уж не думала, что Германия скатится в такое безумие, – шмыгнула носом Фрида.
– Если проигрываешь мировую войну, нечего ждать, что наутро все будет нормально. Та к мне кажется.
– Прошло пять лет, Вольф. По-моему, в стране уже никто понятия не имеет, что такое «нормально».
На площадке лифт громким лязгом объявил о прибытии на их этаж.