Юность Моисея - страница 33

Шрифт
Интервал


Что, значит, принести душу свою в жертву? Принести ради познания ступени к Свету, к Истине? Ради постижения таинств самой богини? От такого выбора никогда никто не откажется, тем более, что каждому выбор приходится сделать только один раз. Но ошибку никогда нельзя будет исправить! Здесь никогда и ничего не исправляется! И тут вдруг, ни с того, ни с сего, в голове, как посланец богов, пронеслась мысль:

«Когда душа опустошается, религия становится идолопоклоннической. Когда мысль склоняется к материальному, духовный рост прекращается».

Подгоняемый этим божественным откровением, как плетью, Хозарсиф поклонился богине, обошёл её с левой стороны и подступил к спрятанной за спиной статуи бронзовой двери. Тут же из-за чёрной и красной колонн появились неокары,[21] будто поджидавшие неофита, и тоже появившиеся ниоткуда.

Один вручил ему маленькую зажжённую лампу, второй – полотняный сударит.[22] Затем оба открыли пред неофитом бронзовые створки, с нанесёнными на них красной краской иероглифами, и застыли, словно копируя стоящие позади в зале каменные статуи.

Хозарсиф без колебания вступил в открывшийся пред ним коридор, только чуть-чуть непроизвольно содрогнулся, когда сзади захлопнулась пропустившая его дверь. Холодок, пробежавший по спине, являлся прощанием с прошлым, как будто сзади рухнул мостик, по которому только что можно было вернуться в благополучное прошлое. Путь назад уже сгорает, превращается в пепел! Именно в этот момент жуткое желание возвратиться назад захлестнуло, как петля, начало даже душить, как что-то совсем недостижимое. Поэтому продолжить выбранный путь Хозарсифу удалось не сразу.

Все сомнения, даже если они существовали, остались там, за дверью, в далёком прошлом. Как человек не может вернуть прожитые годы, чтобы что-то исправить, начать жизнь сначала, или как-то по-другому поступить, так не может вернуть то самое промелькнувшее мгновенье, когда отступление ещё было так возможно, так близко! Мальчик чувствовал, что превращается сейчас в сфинкса, потерявшего в полёте над Каиром крылья, хотя до недавнего времени всё казалось разрешимым. Он ощущал себя безраздельным владельцем этого мгновения, вечным хозяином прошлого и будущего, но всё невозвратно исчезло, испарилось. И юноша почувствовал, что он сейчас не владеет никакой властью даже над собой. Ощущение выглядело жутким, но расслабляться не стоило.