О чем ты думаешь?
«Вот, опять… Думаю и думаю себе, какая разница?»
Ответ «ни о чем» вызывал непонимание: «Так не бывает». Он привычно погладил ее по голове, открыл рот… и опять не решился, вместо слов вышел почти неслышный вздох.
– Что? – тут же откликнулась Ната.
Вот этого у нее не отнять – чувствительности. Он хотел кое-что сказать, уже давно хотел, но не мог пока. А она ощущала это.
– Нет, ничего.
Ната теснее прижалась к Дану.
– Даник, знаешь, что бы я…
– Перестань.
– Чего ты, Даник? Я говорю…
– Перестань!
– А… – Легкая обида в голосе. – Но мне нравится так называть…
– А для меня это как пенопластом по стеклу, понимаешь? Я ж просил…
– Что такое «пенопласт»? Хорошо, хорошо, Дан… Вот, теперь я забыла, что хотела сказать!
– Значит, не важно, раз так быстро забыла.
Оказалось, что для нее это все-таки важно. Помолчав, Ната прошептала:
– Я бы хотела умереть раньше тебя.
Дан поморщился в темноте. Ната ждала реакции, но он молчал – что тут скажешь на эти женские глупости?
– Да, раньше, и чтобы в твоих… чтобы ты при этом обнимал.
– Хотела сказать «в твоих объятиях»?
– Да… в объятиях.
Дан почувствовал, что она улыбается. «Объятия» – этакое книжное слово, которое Ната вряд ли произносила хотя бы раз до знакомства с ним.
– Да, чтоб не просто обнимал, а чтоб в объятиях. И когда я буду умирать, чтоб ты был со мной, чтоб тебя я видела последним. Тогда бы я… тогда бы было хорошо, ты понимаешь?
– Хотела сказать «тогда бы я была счастлива»…
Обычно он понимал ее лучше и быстрее, чем она себя, но в этот раз пришлось призадуматься. Скорее всего, «объятия» для нее означали единение – единую плоть. Ну да, это он тоже ощущал… то есть ощущал, что этого нет. Даже лежа в постели, в темноте, тесно обнявшись, дыша в унисон, они не были единой плотью. Он, во всяком случае, и в самые трепетные, интимные моменты был отдельно, сам по себе. А она чувствовала это.
– Чтоб, если я буду умирать, ты был так близко… как…
– Ближе к тебе, чем воздух в твоей груди?
– Что?
– Говорю, чтоб я был ближе к тебе, чем кровь в твоем сердце? – Он подождал с надеждой. – Нет? Это метафора. Очень близко к тебе, так близко, что…
«Нет, это не для нее. Зачем я столько тяну?..»
Пол чуть качнулся вместе с кроватью.
– Надо вставать, – сказал Данислав.
Он оделся и стоически высидел двадцать минут, пока Ната красилась. Острое удовольствие от наблюдения за прихорашивающейся перед зеркалом женщиной, которая только что спала с ним, уже исчезло, но ему все еще было приятно смотреть на нее.