– Садитесь, дорогие… Вино, водка, виски? Это Турби. Турби, это Данислав Серба, однокашник мой, а это Ната.
Турби напомнила Дану собаку породы колли, которую очень плохо кормили. Сколько он помнил, у Калема была склонность к утонченным во всех смыслах женщинам – изящным до безобразия. И лицо: худое, вытянутое, унылое…
– Я вас раньше здесь не видела, – сказала она, поднося к губам бокал, который держала за ножку двумя пальцами, отставив мизинец.
Зряшная женщина – сразу понял Дан. Они с Калемом насмешливо переглянулись – тот заметил, куда смотрит приятель, и еле заметно нахмурил брови, как бы говоря: «Ну так что? Я прав, а ты в женщинах ни черта не смыслишь, как и раньше». Когда-то они с Калемом – тот еще не был колесничим – сильно на эту тему спорили. Калем твердил: «Это мы, мужики, грубые скоты, даже если интель какой-нибудь, начитанный сукин сын в очечках и с тонкими усиками – все одно, питекантропия сидит где-то глубоко, никуда не деться от нее. Но женщины – они должны быть тонкими, воздушными – и телом, и мыслью, и чувствами. Приличными, светскими. Желательно – поэзию чтоб сочиняли». – «Ерунда! – говорил в ответ Дан. – Тонкими – ну это еще ладно, но светскими… Знаешь, как вычислить бабу, с которой точно нельзя дел иметь?» – «Как? Ну как?!» – распалялся Калем (они к началу таких разговоров обычно уже допивали вторую бутылку вина). «Угостить ее чем-то, шампанским или ликером каким. Если она держит бокал или рюмку, оттопырив мизинец, – всё, сразу вскакивай, беги подальше и не возвращайся». – «Херню говоришь! – обижался однокашник, у которого, конечно же, в это время был роман с очередной воздушной, как хорошо взбитый крем, грымзой с культурологического факультета, имевшей привычку отставлять мизинец, даже когда в руках ее был толстостенный пивной бокал. – Недоумок, ни черта в бабах не рубишь!» – «И вообще, я всегда предпочитал пивные ресторанам, – заключал Данислав. – Пивные, понимаешь? Там – жизнь, а в ресторанах – сплошной этикет. То же и с женщинами. А ты – жаркий южный мужчина, дались тебе эти, которые поэзию сочиняют! Тебе положено любить знойных блондинок, страстных, разнузданных в постели. А эти, утонченные… поэтессы, блин! С такой если спишь, так вроде дохлая лягушка рядом, холодная…» – «Те, что утонченные, они как раз в постели и разнузданные. А вот селянки всякие с виду кровь с молоком, а в постели вялые да стеснительные… коровы», – возражал Калем. Так они ни о чем никогда и не договаривались.