Темнота, снова ныряешь в ласку ты,
одежда изрывается на лоскуты,
течёт с неё – не то ручей, не то река,
лишь вздохи, вопли – к чёрту нам риторика?
а всё, что за кроватью, как же чу́ждо нам…
она в моих объятьях, как жемчужина,
я волосы её рукою нежно скомкал,
уж очень неплохая эта незнакомка.
и ладно, что теперь снова без цента я,
но каждая секунда мне бесценная,
а деньги что? мне деньги все – бумага лишь,
больше от них зависишь – значит, больше нищ.
тела́, вроде вьюна́, как стебли, сплетены,
она, вроде, юна́ – я чую лень спины,
досталась мне она, как королю, белея,
лежит она со мной, как символ юбилея.
не знаю, что такое в этой жизни я по́стиг,
но то, что для других святыня, для меня – пластик,
пока другие соревнуются, по лестнице выше,
держуся из последних сил – давно бы уж вышел.
смотрю я, спящий, прямо в сон, а из
него исчезла вся страна Алис,
снится то пропасть, то железка – в общем, ствол,
однако, сказочка кончается волшебством.
и пусть несёте вы культуру: хоть попсу, вини́р,
из рук у жизни вырываю снова сувенир,
и в печку вновь кидаю, ведь из тория
и лепится «новейшая» история.
а за новейшей к нам нагрянет суперновая,
но жизнь людей останется терновая,
и пусть у вас очень широкий кругозор,
но я могу споткнуться вот так вдруг о взор.
а по годам напоминаю ламу, лет
двадцатка мне, быт в тягость, даже амулет
не помогает, как его я не вертел —
камень остался камнем; мир, как мир – вертеп.
бойцы раскрыли рты: MMA
1, Вин-Чу́н,
2 узнавши, что слова я, как шуруп, винчу,
да что тут говорить? побледнел и жир,
когда я сообщил: Солнце, как инжир.
а чтобы не свалиться, просто славь края,