– А что сейчас можно слышать?
– Да мало ли…
После этих ее слов, на кухне, где-то под потолком, вновь повисла тишина.
– Может, кто прежним занялся?
Тишина сгустилась.
– Прежним… – Нахмурился он. – Как прежде уже никогда не будет. Мир изменился, и мы вместе с ним, а ты все никак не отступишься. Может быть ты не видишь или видишь, но не признаешь в своих глазах усталость. Точно такая же и в моих глазах, я знаю, а это значит, что мы по-настоящему состарились. И все остальные тоже. И нечего надеяться понапрасну на лучшее. Только душу себе травишь.
Слушать о том, как «все еще, может, не поздно поправить» – он больше не мог и хотел, чтобы она, как и он, перестала тешить себя напрасными иллюзиями насчет будущего, которое их ждет. Вернее сказать – не ждет. Он искренне думал, что, приняв реальность такой, какая она есть теперь, она сможет наладить свою жизнь, приспособится и не будет жить тоской по прошлому. Что говорить: он жалел ее. Раньше, в те дни, когда люди были чутки к земле, когда глаза их были зоркими и чаще обращались к небу, в те дни, когда люди не заглядывали дальше дня или недели, когда на веру принимали легко и самоотреченно – в те дни было ее время. Тогда одно ее имя вселяло страх в людские сердца. Ее боялись, как саму смерть, и редкие смельчаки и счастливцы получали бесценные дары и мудрые советы, которые только она могла им дать, потому как ведает будущее, и открыты ей многие тайные знания. Поделом боялись ее, детоворовку, старую колдунью, наделенную непомерной силой, нечеловеческой; ее, разъезжающую по свету белому на железной ступе, легкой оттого, что несут ее души покойников.
Но это было раньше. В те дни, о которых уже и не вспомнить.
– Ты пойми, старая, нет у нас больше той силы. Остатки ее жмутся к Матери Сырой Земле. Изжилась она.
– Сама ли?
– Сама, не сама, – сердился он, – один черт, мы уж не те и прежними не станем. Да, были времена, когда считались с нами, когда нам жертвовали, когда нас боялись, но теперь нас в их понимании – нет. Есть первый, второй, третий и десятый законы, объясняющие все, что угодно. Все, что угодно, но только не нас. Если следовать их логике, выходит, что сила притяжения была и до своего открытия. Могли и не открыть ее, а она бы была как само собой разумеющееся. Вот мы сейчас и есть эта сила притяжения, которую не открыли. Не смогли объяснить. И, знаешь, я их понимаю. Для них мы стали тем, чем для нас сейчас является нынешний день: чем-то необъяснимым. Невозможным.