Дирижёр, чуя власть в своих движениях, не просто играл, он бесновался. Иначе и не скажешь. Подолы его плаща развивались, хлестали по ногам, накручивались на руки. Человек бил по пространству всем телом, создавая музыку. Скручивал солнечные лучи, струи пара и сияние льда. Мелодия, рождаемая в его движениях, была звонкой, была грандиозной, была шипящей и струящейся.
Зритель, стоящий в паре десятков шагов за спиной маэстро, громко зааплодировал.
– Тебе бы и вправду в артисты пойти, а не миром править, Профессор, – прокричал он, поймав тихую ноту.
Его ор взрезал водную симфонию и, казалось, тут же растворился в финальных аккордах. Дирижёр на секунду замер. Он отыграл паузу, а потом взорвался всем телом. Удерживаясь на граните только кончиками пальцев ног, он взлетел над площадкой и закрыл увертюру феерической концовкой. Под грохот падающей воды маэстро застыл, задрав лицо и раскинув руки. Затем он театрально повернулся к зрителю и поклонился, ломаясь каждой частью своего тела. Впрочем, поклон он не закончил, застыв где-то в середине движения. Изящным броском кисти мастер откинул ветку, служившую ему палочкой, выпрямился и встал в первой позиции.
– Музыка удалась. Ноги зябнут, – отчеканил он, не заботясь о том, слышно его или нет.
Его зрителем был жутковатый человек в бесформенном и блеклом одеянии. Скорее сером, нежели зелёном. Человек был очень большим и чем-то походил на дирижёра. Но если лысый череп и гранёное лицо маэстро казались элегантными, то аналогичные показатели слушателя выглядели явно грубыми. Шишкастая голова несла на себе слишком тяжёлые надбровья, слишком резкие крылья слишком массивного носа, слишком тонкие губы и слишком мало передних зубов. В нём была непонятная и жутковатая красота, которая плохо видится мужчинами, но отмечается слабым полом.
Страшный красавец лениво качнул своё тело и двинулся в сторону маэстро. Подойдя, он встал рядом, в шаге от края камня, нависающего над чашей воды. Гигант посмотрел вниз на пену, на перекатывающиеся и перевивающиеся струи потока.
Водопад, предоставленный самому себе, падал с ровным шумом, как велела природа. Откуда-то сверху он увлекал за собой потоки воздуха. Перемешав их с водой, выстудив, он со страшной силой вгонял их в чашу. Став ветром и переломившись в своём течении, воздух бил снизу-вверх с такой силой, что даже говорить было сложно. Места на площадке хватало, чтобы отойти, но двое мужчин оставались у края. Холодный шквал был приятнее, чем палящее солнце.