– Э-э-э…. Я не знаю, честное слово, зачем и почему. Извините, сеньор…
– Отставить. На каком этаже убили? И, собственно, кого? Отвечай чётко и по делу.
– На седьмом. Толстого сеньора, э-э-э, Смит…. Смит…
– Смит-Осборна?
– Ага, его самого, – облегчённо вздохнул консьерж. – Такой милый и вежливый толстячок. Некоторые жильцы нашего дома так его и величали за глаза – «мистер Толстяк»…. А ещё, говорят, что и его дочку зарезали. Рыженькую сеньориту Джуди. Жалко. Симпатичная была. Очень…
– Кто говорит?
– Сеньора Заубер, соседка синьора Смит…, соседка покойного мистера Толстяка. Это она мне позвонила и сообщила.
– Полицию уже вызвал?
– Нет, сеньор Ремарк. Я решил сперва вам доложить. Как…м-м-м, как главному…
– Ну-ну, – усмехнулся Роберт. – Льстец смуглолицый…. Значит так. Немедленно вызывай окружную полицию. Да и про медиков-докторов не забудь. Всё, конец связи. Роджер.
Первым делом, Роберт переоделся, выбрав для такого случая неброский тёмный костюм. Как же иначе? Убийство – штука официальная, требующая к себе элементарного уважения. Поэтому и выглядеть надо было – соответствующим образом.
После этого он, пожелав Рою не скучать и вести себя достойно, покинул квартиру, вызвал лифт и нажал на кнопку с цифрой «7». Дверцы плавно и совершенно бесшумно закрылись, и лифт, печально вздыхая, начал подниматься.
– Как там высказался романтичный Санти? – пробормотал Роберт. – Мол, милый и вежливый толстячок? Однако…. Мистер Томас Смит-Осборн, на мой частный взгляд, больше напоминал своим внешним видом не в меру откормленного борова. Или такого же откормленного бегемота. На выбор. Кому что больше нравится…
Дверцы разошлись в разные стороны, и он вышел из лифта. На просторной лестничной площадке располагались – на приличном расстоянии друг от друга – три квартирных двери. И возле одной из них, украшенной табличкой «25» и слегка приоткрытой, нервно переминались с ноги на ногу двое: низенькая пышнотелая дама бальзаковского возраста в цветастом шёлковом халате и высокий костистый мужчина в чёрных брюках и светло-синей футболке.
«Здоровенький такой мужичок», – машинально отметил про себя Роберт. – «Мускулистый и жилистый. Уже явно за пятьдесят, а выглядит отменно. Дай Бог каждому – в эти-то почтенные годы…. Лицо загорелое, морщинистое и волевое, с массивной «лошадиной» челюстью. Глаза характерные – тёмные и властные, с ярко выраженной «льдинкой»…. И, тем не менее, дяденька нервничает. Вон, как пальцы рук, переплетаясь, заметно подрагивают. Достойный, короче говоря, претендент на роль убийцы…».