– Что смотришь? Думаешь, я тебя здравствовать буду? – сурово процедил отец.
– Здравствуйте, папенька, – вытирая лоб платком, виновато произнёс Аполлинарий Матвеевич. – Да дела всё, дела-с.
Сейчас он выглядел как Аполлоша, который ещё ребёнком бегал по этому дому.
– Какие дела-с? – вскипел отец, – маменька померла и даже к похоронам ты не соизволил успеть? А ведь мы тебя ждали.
– Как телеграмму получил, так сразу, – пробормотал Аполлинарий Матвеевич.
– Не ври мне! Я знаю, сколько почтовые до Питера бегут, а у тебя всё дела-с!
– Виноват, но ни минуты не медлил-с, вот в чём был, в том и приехал, – раскаиваясь, он развёл руками.
– Шляпу-то сыми, – немного остыв, сказал отец, – да и плащ тоже, разговор у меня к тебе сурьёзный имеется.
Сняв шляпу и плащ, Аполлинарий Матвеевич присел на краешек стула возле постели больного, кротко сложив руки на коленях. В его намеренья не входило говорить, он должен был только кивать и соглашаться со всем услышанным.
– Я скоро умру, – сделав сиплый вздох и не увидев никакой реакции, Матвей Алексеевич добавил: не возражай, матушка зовёт, сон видел. Имение и земли, это две трети наследства, остаётся Михаилу, он служит, но родительский дом не забывает, и семья у него крепкая, и внуки часто у нас гостят. Всё он делает правильно. Заслужил! А ты! – опять разгорячился отец, тряся указательным пальцем. – Исполняю последнюю волю матушки: передать тебе одну треть в ассигнациях и ценных бумагах, но только после рождения первого внука или внучки. Жениться тебе нужно, нагулялся, хватит. Имею одно условие уже от себя, – немного остыв, проговорил он, – чтоб до моей кончины венчался ты в церкви нашего прихода, чтоб отец Павел тебя, дурня, венчал. – Матвей Алексеевич на секунду задумался и добавил: Так в завещании и прописал. Не будет внуков через год, всё Михаилу отойдёт. – И уже совсем слабо: Хотела матушка, чтоб и с твоей стороны род продолжался. Времени у тебя как коса состригла. Успеешь на благословение, и меня порадуешь, и матушку, царство ей небесное.
Уже возвращаясь в Санкт-Петербург, Гирин взвешивал все «за» и «против», положив на одну чашу весов свободу и своё скромное жалование, а на другую – женитьбу и богатое наследство. Да, мой расчётливый Читатель, тут сколько ни взвешивай, а вторая чаша была потяжелее, открывались новые перспективы, да и жалование, хоть и скромное, оставалось в кармане. А женитьба – ну тут, как говорится: «Стерпится, слюбится».