На улицу вышли уже спокойнее. Я молчала. Медленно дышала и задерживала дыхание: вдох-выдох, вдох-выдох. Леночка так учила. В стаканах растворимый кофе, в голове ни одной мысли.
В нос ударил аромат сирени и цветений, но чихать не начала. Аллергия на весенние запахи у меня случилась только в двадцать семь лет. А тогда, в двадцать, я еще могла дышать полной грудью, и нос мой не требовал спрея. Сели на лавку под памятником академику Петровскому и уставились в перспективу. Всё это происходило молча, без вопросов и тем более каких-либо ответов. Потому что какие могут быть ответы, когда ты попал в шок-контент.
– Ты сегодня переплюнула даже карточные бои Фролова с Лиманским, – стало ее отпускать. Заговорила наконец со мной.
– Может, я умерла и так выглядит ад?
– Я с такой мыслью каждый день просыпаюсь.
Запивая события последнего часа отвратным пойлом, только сейчас начала понимать, как хорошо, что купила домой кофемашину. Уже лет девять я не чувствовала этого вкуса, этих запахов весны и пыльной дороги, не видела этой улицы и этого здания. И я рада, что всё это ушло из моей жизни. Ушло все, кроме Таньки. Да, пожалуй, ей уходить от меня совсем не нужно. Кто еще будет приводить меня в чувства?
– А что, если я просто путешественник во времени?
– Ты только людям об этом не рассказывай.
– Пожалуй. Какой отвратительный кофе, – когда осадок достал до гланд, сомнений не осталось.
– Да так. Нормальный, – допила она одним глотком всё оставшееся в пластике.
– Ну ты дала! – со спины прилетело по правому плечу и оставило след большущей человеческой лапы.
«Хорошо, что не по лицу», – прищурилась.
Это был Лиманский. Они с Фроловым были нормальными. Такими нормальными парнями, у которых можно и денег занять, и сигарету стрельнуть. Но ни того, ни другого у них никогда не было или было, но не точно. В группе журналистов было всего ничего парней, и те за парней не считались, они же были своими.
– А вы в карты режетесь каждую пару! – встала в оборону Таня.
– Не выспалась просто, – попыталась оправдаться, чтобы не сочли за безумную.
– Она, конечно, была не в себе, – обнял ладонями лицо Виталик и хохоча забился в легком треморе.
– Да ладно, она всегда не в себе, – Фролов осмотрелся по сторонам, на часы. – Зарубежку отменили.
– Это лучшая новость за сегодня. Лиманский, вези меня домой, – встала Танюха из-под памятника, чтобы уже уйти поскорее в сторону его машины. – А ты давай-ка выспись, что ли.