Расположились мы у подножья скалы с подветренной стороны. Палаток не было, шалаш построить не из чего. А ночи в Забайкалье, как правило, холодные: днем выше плюс тридцати, а ночью отними 20 градусов. Поэтому взяли с собой одежду потеплее, разное тряпье. Подкрепившись, пошли осматривать скалы со всех сторон. Обойти их не составляло труда, ну, не больше километра по окружности. Мне вздумалось взобраться наверх и поприветствовать с вершины скалы оставшихся в лагере одноклассников. Я отстал от группы ребят, которые тут же скрылись за уступами скалы, и начал подниматься по крутому склону. Сначала все шло спокойно: было за что ухватиться, на что наступить. Уступчики, трещины позволяли лавировать из стороны в сторону, выбирать надежный путь. Я уже поднялся на самый верх, оставалось преодолеть плиту, лежащую градусом под 45. К тому же она нависала над уступом крышей, и чтобы взобраться на нее, пришлось бы оттолкнуться от выступа, ухватиться за что-то. А что там, на плите, дальше? Я этого не видел. Глянул вниз: может, лучше спуститься?.. Но путь назад таил не меньшую опасность; всегда легче подниматься наверх, чем спускаться. Позвать на помощь? Ну, как я буду выглядеть перед девчонками и Лилией Алексеевной!? И я решился. Сжавшись пружиной, оттолкнулся от выступа и точно попал пальцами правой руки в трещину. И вытянулся на крутой плите.
Тогда я впервые прочувствовал собственное сердце. Оно бухало. Дыхание поднимало грудь, так поднимало, что я боялся, как бы не выскользнули пальцы из трещины. Долго не решался осмотреть плиту, понимая, что пути назад нет – я не смогу спуститься вниз, просто ноги не найдут того выступа, на котором только что удерживался. Наконец, взглянул вверх. И, Боже, передо мной открылась плита длиной метра четыре и будто бы кем-то старательно отшлифованная. Я понял, что не смогу продвинуться ни на сантиметр, потому что не за что, совсем не за что ухватиться. И все же что-то удержало меня от воя и призывов прийти на помощь. Гордость? Юношеская беспечность? И по сей день не знаю. Теперь, оказавшись в подобной ситуации, даже и не подумал бы о том, что позвать людей унизительно. А в тот раз не смог.
И тогда я почувствовал, как тело мое врастает в камень, становится с ним единым существом. Левой рукой, не отрывая ее от плиты, нащупал вмятину в камне и чуточку, скользя, продвинулся вперед. При этом правая рука не покидала надежной трещины. Опять левой рукой нащупал вмятину, и вновь удалось подвинуть тело вперед. Теперь пришло время оторвать правую руку и найти хоть небольшой выступ или трещину. Осторожно ощупывая поверхность, рука, увы, ничего подходящего не нашла. Видимо, к этому времени напряжение достигло предела, когда разум отключается и тело начинает действовать по звериным рецептам. Не стало и страха. Я погрузил руку в … камень, да-да, в мягкий, податливый камень, и легко подтянулся вверх. Затем неизвестно откуда появилась опора для колена, после чего выкинул вперед правую руку – и вот он, острый край плиты! Я взглянул вниз; ребята размечают площадку для лапты, другие соревнуются в том, кто дальше закинет камень. Девчонки собирают цветы. Первой меня увидела Лилия Алексеевна, ахнула: