Деда по отцу звали Иваном, жену его (мою бабушку) Катериной. Судя по тому, что их старшая дочь родилась в 1903 году, дед и бабка родились между 1878- и 1884-м годами. Я предпочел бы, чтобы дед Иван родился в 1878 году, потому что в таком случае наша прямая линия имела бы чуть ли не мистическую особенность: мужики вплоть до моего внука рождались с интервалом в 30 лет. Дед Иван – 1878 год, отец Андрей Иванович – 1908 год, я – 1938 год, мой сын Виктор – 1968 год, мой внук Ваня – 1998 год.
О деде кое-что знаю по рассказам матери. Вот что она рассказывала. Дед Иван был невысокого роста, коренником, плотным. Когда я была девчонкой, вспоминала мать, еще сохранилась потеха – кулачные бои между двумя краями села. Сходились на льду большого пруда ребята и молодые женатые мужики. Бои проходили по неписанным правилам: лежачего не бить, подножку не подставлять, ниже пояса не бить. И вот бьются две рати, а Иван посматривает, ждет, чья возьмет. Если его край брал верх, не вмешивался. Ну, а если наоборот, то снимал полушубок, надевал кожаные рукавицы, похлопывал ими, словно кому-то аплодировал. И стоило ему проделать эту процедуру, как противная сторона улепётывала с поля боя.
Что случилось с дедом? Почему никогда о нем не говорили при нас, детях? Подозреваю, он сложил головушку или в Гражданскую войну, или во время крестьянского восстания на Тамбовщине. Если в Гражданскую воевал на стороне белых, то вспоминать об этом родственникам было опасно. Впрочем, как и о восстании тамбовских крестьян, которое подавлено красным маршалом, в том числе, и с применением газов. Об этом вспоминать было опасно: все на Тамбовщине знали, как люто их ненавидит Иосиф Сталин за «антоновщину».
Когда мать рассказывала о деде, мне он представлялся круглолицым, с мягкой густой бородкой, румяным. И еще – откуда берется? – светлым, добродушным. Я прямо видел, как сбрасывает он с плеч белый овчинный полушубок, похлопывает белыми рукавицами, как посмеиваются глаза, когда молодые мужики с другого края опасливо наблюдают за его действиями. И так хотелось посидеть на его коленях, поиграть с его рукавицами, повозиться пальчиками в седеющей бородке.
Другого деда – по матери – Федора застал живым и во здравии. Жил он с бабкой Фёклой на другом конце деревни, поэтому я редко бывал у них. К тому же с ними жила семья сына Ивана, брата моей матери, и если они и занимались внуками, то им и без меня было кем заняться. Оба они теперь мне представляются как две тщедушные ветелочки, которым что-то помешало расти и полнеть. Бабушка, чуть сгорбленная с крючковатыми пальцами и рогачом в руках (почему с рогачом? может, пышкой угостила?). Дед под стать ей, с длиннющими пальцами, и такой же худющий. Борода реденькая, неухоженная.