Перестрелка. Год девяносто первый - страница 25

Шрифт
Интервал


Огород, да сад – вот и все его заботы. Правда, иногда уезжает куда-то на несколько дней или максимум на неделю другую. Но ведь многие ездят к детям или внукам!?

Не знали они, кто таков Ивлев, ибо следы его службы царской и службы в революцию, со временем сами стерлись, а данные о деятельности его во время Великой Отечественной войны умышленно стёрты были людьми, оградившими его от расправы, которую могли учинить подручные тех политиков, что устранили в 1953 году Сталина.

И числился Ивлев отставным фронтовиком, получившим ранение в декабре сорок первого, под Москвой, во время операции, о которой в советское время упоминать запретили. То был знаменитый Можайский десант.

Значился Афанасий с некоторых пор простым сельским учителем-фронтовиком. Даже пенсии офицерской никто ему не назначил. Да и не могли назначить. Те люди, которые знали о его службе, были ликвидированы бандитской кликой, захватившей власть путём убийства Сталина. Мог и он погибнуть, но поскольку являлся особо засекреченным сотрудником личной секретной разведки и контрразведки Сталина, не погиб, а просто затерялся.

На этот раз матушка Серафима говорила быстро, скороговоркой и как-то очень резко:

– Настаёт время правды… Падут комуняки, Державу продавшие, скоро падут. Но падение – не возрождение… Кровь, кровь – вижу много крови. Будет кровь и столичная, и грозная будет кровь, и всякая другая. Но время близко, время близко… И будут правду искать, а правда не за тридевять земель спрятана… Важная правда. Без этой правды не быть возрождению, не быть…

Сказала «коммуняки»… Так в ту пору говорили многие. Но добавила «державу продавшие», что уже звучало иначе. Ведь продали Советскую Державу не коммунисты, не большевики, а те, кто пришёл к власти после коварного убийства Сталина.

– Что же ждёт нас, матушка? – спросил Ивлев.

– Время крови, измен и предательств…Тот, кто больше всех народу обещает, тот и кровь народную пить будет… В капусту, в капусту рубить будет…

– Да кто же? – снова спросил Ивлев.

Но тут вошла монахиня – статная дама, видно высокого ранга. Она строго сказала:

– Матушка Серафима утомлена… Ей надо отдохнуть… В другой раз придёте…

– Помни, помни, раб Божий Афанасий, что правда не за тридевять земель зарыта… Помни и не теряй того человека, которого прошлый раз велела тебе сыскать…