Она протянула на ладошке золотые сережки-колечки – самое дорогое, что у нее было. Тайка, конечно же, не взяла.
– Давно пропала-то?
– Да уж три дня назад. – Губы девочки задрожали. – Мама говорила, мол, вернется. А теперь говорит, давай новую собаку заведем, а другую я не хочу. Джулька, когда я болела, под окнами больницы ночевала, а как-то даже в окно влезла и нарычала на доктора, который мне уколы делал. Она мой друг. Разве друзей бросают?
– Песье племя! Терпеть их не могу, – Пушок яростно завозился за печкой.
Аленка, разумеется, слов не разобрала, а вот Тайке захотелось его стукнуть. Ну чего он лезет?
– Конечно, не бросают. Я найду твою Джулю, обещаю.
Она дождалась, пока девочка уйдет, и – бэ-э-э – показала Пушку язык.
* * *
Идти ночью к заброшенному дому в одиночку было боязно. А не идти – стыдно.
Тайка еще не успела добраться до покосившегося забора, как на ее плечо бесшумно спланировал коловерша.
– Фу, ну и напугал!
Пушок появился очень кстати: ноги тут же перестали подкашиваться, и темнота уже не казалась такой непроглядной.
– Одну не пущу, – коловерша встопорщил перья. – Должен же кто-то хранить хранительницу, ну?
– Спасибо, родной, – Тайка пригладила хохолок на его голове. – Тише, мы почти на месте…
Окна заброшенного дома были темны. Открытые ставни поскрипывали от ветра, в заросшем саду кто-то шуршал и перешептывался (хотелось верить, что мыши), под ногами хрустел гравий… Тайка сжала оберег в кулаке и вошла в сад. Пушок тихонько ухнул, впиваясь когтями в ее плечо.
– Больно же, – Тайка шлепнула его по лапам, и коловерша ослабил хватку.
У них за спиной с треском захлопнулась калитка.
– Пойдем домой, а? – заворкотал Пушок, щекоча усами Тайкино ухо. – Нет тут никого. Ау-у-у? Видишь, не отзываются.
Порыв ветра громыхнул заржавевшей кровлей, с крыши посыпались прошлогодние листья, запахло гнилью и грибницей.
Тайка ухватилась за замшелый наличник, приподнялась на цыпочки, чтобы заглянуть в окно, и ахнула: внутри в кромешной темноте что-то белело.
– Наверное, простыню сушат, – Пушок прижался к Тайкиной щеке.
В заброшенном доме. Простыню. Ну, конечно.
Пока Тайка думала, как бы сострить, белое марево обрело очертания женской фигуры с темными провалами вместо глаз. Слишком широкий для человека рот скривился в ухмылке. Тайка сглотнула.