– Ты хочешь сказать, что мы – собственность двоехвостов?
– Я ничего не хочу сказать! Я домой хочу! Не могу больше! Сделай что-нибудь, ты же мужчина!
Кони моргнул. Вид у него был несчастный. Их конвоиры остановились, повернулись налево и указали на группку людей, рвущих какую-то траву.
– Работать!
– Я не буду! – завизжала Гельва. – Не буду! Кто я, по-вашему? Средневековая крестьянка? Жалкие твари! Вы же даже не люди. Животные. Мрази! И уберите от меня свои хвосты! Ай!!!
Она упала под градом ударов живых плетей. Кони, казалось, оцепенел. Смотрел на извивающуюся Гельветику, а видел… Кто его знает, что он там видел. Айна бросилась к подруге. Упала на колени перед двоехвостами.
– Прекратите! Пожалуйста. Она всё сделает. Мы всё сделаем. Но если вы её изобьёте, она вообще не сможет работать. Не-смо-жет-ра-бо-тать, понимаете? И потом, она же девушка. Разве можно так с девушками? Вы ведь… благородные двоехвосты! («Что я несу?»)
Голубые глаза смотрели на неё с большим любопытством, хвосты подёргивались. «Сейчас отметелят сильнее, чем Гельву», – мрачно подумала Айна. Но конвоиры отступили. Сделали знак бродящему в высокой траве двоехвосту – надзирателю за рабами, видимо. Ещё раз сообщили троице пленников, что они должны работать, и удалились.
– Возьмите. Помогает от боли, ускоряет заживление ран, – симпатичная девушка с короткими чёрными волосами протягивала Гельве мясистый зелёный листок. – Я всегда ношу его с собой, на всякий случай. Жуйте скорее! Если не будете работать, вас опять побьют.
– Почему я должна тебе верить? – всхлипнула Гельва.
– Жуй! – шикнула на неё Айна и повернулась к брюнетке. – Что это за место? Как вы сюда попали?
– Не знаю. Я почти ничего не помню из прошлой жизни. Знаю лишь одно – я должна работать и во всём подчиняться хвостатым господам. Да, кстати. Нужно вырывать только ту траву, которая не покрыта песком. Перепутаете – побьют.
И вернулась к сорнякам.
Гельва сжевала лист, села на землю и заплакала. Кони растерянно топтался рядом. Двоехвосты-надзиратели уже недобро косились в их сторону.
Айна наклонилась к траве. Остервенело рванула кустик с гладкими, глянцевыми листьями, затесавшийся в рядок запылённых бархатистых растений. Он поддался на удивление легко. Она выдернула второй, третий, четвёртый, словно вымещая на сорняках всю злобу, накопившуюся за день.