болѣе счастливо одареннаго и вмѣстѣ съ тѣмъ менѣе цѣнящаго свои достоинства. – Да… Это ясно.
Венеровскій; входитъ Беклешовъ, товарищъ Венеровскаго по университету, чиновникъ по мировымъ учрежденіямъ.
Беклешовъ.
Ну, братъ, нынче охота отличная была. Ха, ха! Я только [что] изъ присутствія.
Венеровскій.
Это похвально, что ты въ трудахъ жизни обрѣтаешься. Что жъ Богъ далъ?
Беклешовъ.
Затравили, братъ, помѣщиковъ пару, одну помѣщицу, да чиновника взяточника притянули. Все въ одно засѣданіе. Была игра, могу сказать!
Венеровскій.
Это хорошо. И имъ полезно, и мнѣ пріятно слышать, и ты удовольствіе испытываешь. —
Беклешовъ.
Несказанное, братецъ, удовольствіе! Какъ же, вся жизнь на томъ стоитъ.[67] Моя страсть и спеціальность. Ваша братья, идеалисты, только умозаключаетъ, а мы, практики, дѣйствуемъ. Вѣдь отчего я принимаю участіе въ твоей женитьбѣ? Вовсе не потому, что я тебѣ товарищъ и пріятель и что я вижу тутъ вопросъ о твоемъ счастіи. Вовсе нѣтъ. Я вижу только въ этомъ млекопитающагося Прибышева, который тебя намѣренъ надуть и котораго надо затравить, и я затравлю. Ну что, какъ дѣла? ѣдемъ нынче къ Прибышевымъ? Вѣдь нынче формальное объявленіе. Я готовъ и во всеоружіи.
Венеровскій.
Да что, хорошаго мало. Хе, хе, хе! Нынче[68] обрученіе. Шутка весьма глупая, и необходимо обойти ее сколь возможно.
Беклешовъ.
Это все ничего. Денежныя то отношенія какъ? было объясненiе?
Венеровскій.
Вотъ практическій-то складъ сказывается!
Беклешовъ.
А то какъ же? Это главное обстоятельство.
Венеровскій.
Я почтенному родителю изъяснялся въ первый же день, что ея состояніе – ея состояніе, и чтобъ онъ мнѣ этаго вздора не пѣлъ, да, – хе, хе! – и родитель значительно былъ порадованъ такимъ моимъ воззрѣньемъ – ну, да....
Беклешовъ.
Охъ, идеалисты! Да вѣдь ты самъ далъ ему оружіе. Онъ по свойствамъ своей телячьей натуры возмечтаетъ, что твоей ничего не надо давать, а взять на себя содержаніе женщины, не получивъ новыхъ средствъ, безумно. Кажется, нечего доказывать.
Венеровскій.
Это такъ. Но я всетаки приму мѣры, чтобы не быть въ дуракахъ. Цѣль моя одна, – вырвать эту дѣвушку, хорошую дѣвушку, изъ одуряющихъ и безнравственныхъ условій, въ которыхъ она жила. И потому очевидно, что эта личность не должна ничего потерять вслѣдствіе того, что она избрала меня, не должна быть лишена тѣхъ простыхъ, наконецъ, удобствъ жизни. Я приму мѣры для огражденія ея интересовъ.