* * *
Катенок теперь, прежде чем оценить настроение мира, смотрела на Семеныча. Если тот замечал ее – мир был в порядке. Скользящий быстрый взгляд – тревожный мир.
Хуже было, когда Семеныч, словно не видел ее. Мир тогда просто исчезал. Катенок, затаиваясь где-то рядом, наблюдала за ним. Как тяжело видеть эти светлые глаза, которые смотрят мимо. Заглядывай, не заглядывай – мир не появлялся. Где был Семеныч в такие минуты, а чаще часы? О чем он думал? Был-то он, конечно, на месте, что-то делал, говорил, мог даже улыбаться. Но не хватало в этом отсутствующем Семеныче, самого Семеныча. Он уходил, и Катенок тревожно шла за ним, провожая. Нет, не оборачивался Семеныч, как будто и не существовало Катенка, которая несмело шла за ним какое-то время, пока Семеныч не исчезал за углом.
В такие дни Катенок бесцельно слонялась по знакомым окрестным дворам, не замечая ни цвета, ни запаха, ни людей, ни машин…
Бывало, заходила так далеко, что очнувшись от мыслей, обнаруживала себя неизвестно где. Приходилось немало постараться, чтобы найти дорогу обратно. Придя на знакомую улицу, она полуложилась на какой-нибудь нагретый выступ дома, или забиралась на дерево, всматриваясь в тот поворот, за которым исчезал Семеныч и ждала.
Она ждал его. Просто ждала. Вслушивалась в шаги, принюхивалась и смотрела.
Появлялся Семеныч! Теперь глаза. Куда смотрят его глаза? Если они, что-то ища, окидывают двор – счастье!!! Можно бежать навстречу! Семеныч улыбнется, и Катенок будет бежать впереди, оборачиваясь, или сбоку, пытаясь догнать его шаги, сбиваясь всеми четырьмя лапами. Если Семеныч просто шел и смотрел вперед, в ту сторону, куда идут ноги (это было нередко), Катенок не двигалась, она видела, как за Семенычем захлопывается дверь в подъезде, и не шевелилась. За ним она не шла. Она оставалась там, где сидела, иногда засыпая, иногда опять куда-то шла, смотрела, как машины несутся по дороге, как стоят на светофоре.
Люди, спешащие домой, тоже становились нейтрально безынтересны, постепенно все движение сходило на нет. Темнело. Опускалась ночь. Во дворе становилось тише и чернее. На дороге, наоборот – все загоралось яркими красками рекламных плакатов, фарами машин, которые сливались с нисходящим светом фонарей, разноцветными буквами магазинов, зажженными окнами домов. Можно было забраться повыше и смотреть в окна.