– Ясно, сделаю, – пообещал Фарамунд. – А если не секрет, какой он нанес урон?
– Пока Nc, но потом гарантирую, все сам узнаешь, – ответил Степан и, попрощавшись, выключил сотовый, а затем вытащил из него батарею. Вряд ли кто-то поймет ту белиберду, про которую они говорили. Зато они отлично поймут сообщение, написанное для некоего чувака с ником Талур: «Юхно Эдуард Павлович, возраст в районе 23–25 лет».
Ответ Фарамунд, как и раньше, должен был сбросить ему на почтовый ящик с левого адреса. Если этого Талура возьмут в оборот, то он и знать не знает, кто ему прислал это сообщение.
* * *
За окнами стояла непроглядная ночь. Серые облака заслонили звезды. Где-то в стороне луна едва просвечивала красным пятном сквозь пелену. В кабинете старшего оперуполномоченного гулял ветер. Врываясь сквозь разогнутую решетку через открытое окно, он сбрасывал со стола и полок документы, листки бумаги, кружась, опускались вниз на лежавших на полу оперативников. Гудков первым пришел в себя. Кое-как сорвав скотч со рта об угол стола, он попытался сделать то же самое с руками, но полчаса мучений закончились полным фиаско. Степан спеленал их умело. Старший оперуполномоченный взвыл от бессилия и стыда. Если позвать на помощь, то на них до конца дней каждый в управлении будет показывать пальцем. Такого еще не бывало, чтобы задержанный обезоружил трех оперативников и следователя, связал их, ограбил и сбежал. Стиснув зубы, Гудков пнул следователя, валявшегося рядом. Тот был похож на бомжа, который решил поспать где-нибудь в парке и прикрылся вместо одеяла листами бумаги. Пинок привел Горкера в чувство. Он завозился, охнул, перевернулся и посмотрел на майора. По глазам было видно, что он пытается сформулировать вопрос.
– Леха, подползи ко мне сзади и постарайся зубами снять скотч с рук, – приказал ему Гудков.
Исхитрившись, Горкер содрал скотч со рта и обиженно спросил:
– А почему я должен скотч грызть?
– А у тебя зубы крепче, – оскалился Гудков, повернувшись к нему спиной.
Следователь подполз, стал дергать зубами за скотч, попытался разгрызть, минут пять отплевывался, потом застонал:
– Ни хрена не выходит! Вообще ни с места, а у меня уже руки онемели!
– Лучше стараться надо, мля! Давай еще! Не скули! – заорал на него Гудков.
– Да пошел ты! – зло проворчал следователь. – Сам старайся! Надо покричать, парни из дежурки услышат…