– Добрый вечер. Татьяна, это ты? – задал идиотский вопрос Гриша, тут же сообразив, что совсем недавно выехавшая на Северный Кавказ девушка никак не могла быть дома. Он старался быть вежливым и спокойным, но, кажется, не очень получалось. На том конце повисла пауза, после которой последовал вопрос:
– А кто её спрашивает?
– Один знакомый… Мы давно не виделись, и я хотел бы… хотел бы… В общем, как там у неё дела, – пролепетал он абсолютнейшую ересь, чувствуя, что залился краской по самые брови.
– Видите ли, молодой человек, – раздалось в трубке, – Таня поехала в экспедицию и там попала в больницу. Не беспокойтесь. Ничего страшного. Но история неприятная. Попала под машину, перелом ноги.
– Когда? – пресекшимся голосом выдохнул Гриша.
– Сегодня утром. Что-нибудь ей передать?
– Передайте, что звонил… Петя, – зачем-то сбрехнул Гриша и бросил трубку. Сердце колотилось, как сумасшедшее, а в дверях уже возникала фигура любопытствующей Насти, сделавшей вид, что ей надо в уборную. Гриша глянул на неё с опустошённой обречённостью. Зачем назвался Петей? Бесцветно выдохнул: – Настя, прогуляемся?
Девушка просияла и, ничего не сказав, скрылась за дверью.
Наверное, если бы людям не было свойственно совершать нелогичные, спонтанные, странные поступки, мировая литература потеряла бы 9/10 своих сюжетов, а история и политика утратила бы остроту и привлекательность. Женщины ничуть не более мужчин непредсказуемы в своих действиях. Просто мужчины, по природной слабости перед прекрасным полом сваливают ответственность за абсурд существования на них. Та, кому самою природою уготовано продолжать род, не станет совершать ничего, что могло бы, хотя бы гипотетически, привести к уничтожению этого самого рода. Если, конечно, она не выродок. Мужчина же, напротив, всегда готов экспериментировать со своим родом на том простом основании, что главная его задача – непрерывное обновление его, обогащение, преобразование. А поскольку непосредственно дарить жизнь он не может, то, не связанный с деторождением, иногда своими экспериментами ставит свой род на грань вымирания либо просто не продолжает его. Гриша, склонный к пространным умозаключениям с детства, не производил впечатления человека, склонного к нелогичным, спонтанным поступкам. Всякий мало знающий его человек скорее решил бы, наоборот, младший Берг – само олицетворение бюргерской рассудительности, немецкой упорядоченности и взвешенной умеренности во всём. Обманчивое впечатление! Вся его неторопливая рассудительность улетучивалась вмиг, стоило только оказаться в мимолётном плену у сильной эмоции. И не важно, была эта эмоция положительной или отрицательной, наведенной извне или результатом внутренних переживаний, откликом на событие или на художественное произведение! Всякий раз эмоция, ненадолго беря верх над рассудком, играла с ним злую шутку и нейтрализовала все усилия его педантичного ума. Незадолго до ухода в армию Гриша даже провёл своего рода исследование. Побывав в передряге (подрался с зарвавшимся хулиганом), он не только испытал целую гамму чувств, но сумел в подробностях запомнить их, а потом «лабораторно» с хронометром в руках воспроизвести и аккуратно записать ощущения в заготовленную под названием «Клиника ярости» таблицу.