Единственно, что оправдывало его в её глазах, что он уехал в Пятигорск с дочерью, но ведь уехал, не пожелав даже предупредить.
Наконец, стали прощаться. Андрей задержал в своей руке узкую ладошку Татьяны и попытался заглянуть ей в глаза. Татьяна отвела взгляд. Она не имела ничего против этого молодого человека, но ведь он о ней очень многого ещё не знал, и неизвестно было, как отреагирует, когда узнает. Отец то его несколько раз за вечер упомянул, что мечтает о внуках.
Договорились, что на следующий день Сергей Фёдорович посетит писательскую обитель. Супруга его сразу отказалась ехать, пообещав обязательно побывать в гостях, когда вернётся из санатория жена писателя.
– Вот с Татьяной завтра и поезжай. Она ведь у нас историк. Ей-то и интересно, и полезно, – сказала она.
Так и решили.
Вырулив со двора на проспект, отец спросил:
– Ну и как тебе Татьяна?
– Хорошая девушка.
– Вот и карты в руки. И родители хорошие. Приятно общаться с такими. Это, скажу я тебе, немаловажно.
– Что мне завтра же и предложение делать?
– Этого я тебе не говорил. Пока присмотреться советую.
Глава третья
Известие о том, что Людмила, которую он брал с собою в Пятигорск, попала в результате этой поездки на живодёрню, как правильнее именовать учреждения, где занимаются прекращением беременности, а по сути – детоубийствами, привело Алексея Посохова в шок. Людмила позвонила уже после выписки из роддома, и поставила его перед фактом. О чём-то думать было уже поздно. Но не поздно было ещё спасти от страшного греха и страшного преступления возлюбленную Дмитрия Теремрина – Ирину.
Посохов набрал номер телефона госпитальной палаты, в которой лежал Теремрин, собираясь сообщить ему о том, что узнал от Людмилы, однако, номер не отвечал. Трубку взяли лишь на следующий день. Ответил незнакомый голос: выяснилось, что в палате уже совсем другой больной, а Теремрин выписался накануне. Посохов набрал номер домашнего телефона, но и он не отвечал. Дозвониться же было необходимо, ведь от этого звонка зависело очень многое в судьбе двух людей, один из которых, Дмитрий Теремрин, был ему далеко небезразличен, ведь кадет кадету – друг и брат. И братство это не ограничивается принадлежностью к одному училищу – все суворовцы-выпускники считают себя братьями, также как считали и кадеты Российской Империи.