– Если вы мне не верите, то можете расспросить учителей и школьников, и я уверен, что они скажут вам то же, что и я, – сказал Сергей Петрович, – что они не видели нас с Любой вместе ни за пределами школы, ни в самой школе, что один на один я с ней никогда не оставался… Почему, в конце концов, вы меня об этом спрашиваете, спросите лучше у самой Любы?
– Так вы думаете, Сергей Петрович, – спросила Анжелика Александровна, – что это не было попыткой самоубийства?
– Ну, откуда же я знаю…
– А вот мама Любы, Сергей Петрович, Светлана Николаевна, сегодня утром она приходила ко мне… И она сказала, что Люба была в вас влюблена. Вы знали об этом?
– Нет, не знал. Видимо, Люба это хорошо скрывала. Вы можете и у Полины Митрофановны и у Марии Казимировны спросить, они вам скажут, что Люба смотрела на меня, как на всех – с ненавистью, как на врага.
– А вот мама Любы говорит, что её дочь влюбилась в вас, Сергей Петрович, в первый же день, когда пришла в нашу школу. И ещё её мама говорит, что Люба ей много о вас рассказывала, что Люба даже фотографию вашу повесила над своей кроватью.
– Я об этом ничего не знаю. Я ей свою фотографию не дарил, Анжелика Александровна.
– А о том, что Люба вам призналась в своих чувствах, вы тоже, Сергей Петрович, ничего не знаете?
– Нет, не знаю…
– А о том, что в ответ на её признание вы ей сказали: «Люба, выйди вон из класса», вы тоже ничего знаете?
– Нет, не знаю…
– Сергей Петрович… Ну, зачем же вы так… В конце концов, если вы не знали, как вам из этой ситуации выпутаться, пришли бы ко мне, мы бы с вами вдвоём подумали, посоветовались… Зачем же вы так ответили девочке? Вы же учитель… А мама Любы сказала, что Люба после своего объяснения с вами, проплакала всю ночь…
– Анжелика Александровна… – Сергей Петрович поднялся. – Если я буду к вам бегать с каждой запиской, в которой мне объясняются в любви мои ученицы и советоваться, то что же я тогда за учитель? Да и вам тогда некогда будет работать…
– Ах, вот даже как?
– Ну, вы же сами сказали, что я высокий, красивый мужчина… И что вам, как женщине, многое понятно…
– Сергей Петрович, не ловите меня на слове. Я такого не говорила… Неужели вы не понимаете, что произошло? И что могло бы произойти, если бы, не дай бог, Люба покалечила себя или погибла? Вы знаете, как это называется? У меня, Сергей Петрович, мама была судьёй и там, у них, у юристов, это называется «доведением до самоубийства»… Вы не имели права Любе так отвечать. Вы должны были найти другие слова. Вы должны были предвидеть, чем это могло закончиться…