– Помнишь, на хлебной машине экспедитором Володя работал?
Его так и передернуло, и я догадался – это не единственное, что он помнит.
– Голова у него на грушу похожа, нос до подбородка доставал, верно?!
Отец не отвечал.
– Вот, а теперь сравни его со своим младшим сыном, да, сравни! Люди бы и его не оставили без отчества, да не помнят Володю, давно он тут не появлялся.
Отец отупело глядел на меня. Затем встал, подошел к окну, стоял и смотрел на ночной город.
Странное чувство овладело мной, мне было жалко его, и вместе с тем я его презирал. Я помолчал, но не утерпел и все-таки сказал:
– Ты такой дурень, что не удивлюсь, если и я не твой сын.
Он отрицательно покачал головой и повернулся ко мне:
– Твоя мать была порядочной женщиной.
– Если она была порядочной, то почему же бросила нас?
– Изменял я ей, она узнала и не простила.
– Только и всего? Что-то не верится.
– Да, только и всего.
Я не стал спорить.
– Знаешь, с кем я изменял ей? С Мазовецкой.
Эта Мазовецкая жила на втором этаже и была учительницей музыки.
Я усмехнулся.
– Что смеешься? Она тогда не ходила с палочкой, красивая была женщина.
– Надо было тебе на ней жениться, она бы не изменяла, и ее трехкомнатная квартира бы нам досталась, не думаю, что она долго протянет.
Он опустил голову и уставился в пол. Позже я думал, не мои ли слова подтолкнули его? Потому что на другой день он собрал свои пожитки и переселился к Мазовецкой. Та приняла его с радостью, Мазовецкие были из польских панов, и отцовское происхождение оказалось для нее решающим.
– Князь Гиорги, – так обращалась она к отцу.
Однажды она сказала мне: «Твои предки были могущественными феодалами, византийские и арабские историки упоминают их в своих трудах, так что ты должен гордиться своей фамилией». Интересно, где же я мог гордиться ими, по всей стране реяли красные флаги.
Отцу было пять лет, когда большевики расстреляли его родителей, он вырос в детском доме для беспризорных. Еще хорошо, что он умудрился обучиться сапожному ремеслу и, как сам говорил, выжил, не пропал в жизни.
Маквала сначала как будто казалась довольной – с глаз долой эту старую калошу, но на суде отказалась разводиться, чуть слезу не выжала из судьи – добросердечной некрасивой женщины.
– Готова все простить и помириться. – Выступление ее было очень впечатляющим, если бы я не знал ее, мог бы и поверить.