Старая мать умилялась детьми, дедушка Оноприй – внуками и вкусными наливками, Арсен утонул в синих Златкиных глазах, а она стыдливо льнула к нему, украдкой поглядывая на отца и брата – не видят ли?.. Стеха и Роман тоже никого и ничего не замечали, их головы, обе увенчанные пышными пшенично-русыми волосами, касались друг друга, как цветущие подсолнечники.
У Младена и Якуба сердца были полны радости за Ненко, который отныне принадлежал им не только телом, но и душой, а Ненко впервые в жизни ощутил любовь и ласку родных людей, и от этого, до сих пор не знакомого чувства у него щекотно дрожало сердце, а к горлу подкатил ком.
Спыхальский и Яцько, не переживая ни за кого и ни за что, с наслаждением лакомились роскошными, как им казалось, яствами и напитками и были рады-радехоньки и за себя, и за своих друзей.
Лишь об одном казаке Гурко ничего определенного нельзя было сказать: для всех он еще оставался загадкой. Однако, судя по тому, как раскраснелись от наливок его обветренные на морозе щеки, как он пел песни, можно было думать, что и гость чувствовал себя прекрасно.
Это был щедрый вечер в их жизни! По-настоящему щедрый, ласковый, теплый, веселый. И они, люди неспокойно-жестокого времени, по достоинству ценили его.
Поэтому и преобладали в хате за гостеприимно-богатым столом непринужденность, дружелюбие и поэтическая простота чувств, которые делают человека счастливым.
Когда прокричали вторые петухи, в окно кто-то постучал. Это были Иваник и Зинка. Вытащив из карманов кожухов по горсти зерна, они сыпанули его на пол, на стол, на образа, на всех, кто сидел за столом. Смех, радостный гомон, запахи ржаного и пшеничного зерна, смешанного с горохом, ячменем и куколем, наполнили хату.
– На счастье, на здоровье, на Новый год! Уроди, Боже, жито, пшеницу! – приговаривал, посыпая, Иваник. – Вы, тетка, знаете-понимаете, дайте паляницу!
А Зинка защебетала:
Сiю-вiю-посiваю,
З Новим роком вас вiтаю!
З Новим роком вас вiтаю —
Щастя и радощiв бажаю!
Их пригласили к столу. Иваник сел на лавке, а Зинка – на скамье, где, потеснившись, дал ей место Спыхальский.
– Идем… смотрим – светится у Звенигор, – сразу затараторил порядком захмелевший уже Иваник. – Эге-ге, говорю Зинке, должно быть, Арсен прибыл из Запорожья! А ну-ка, жинка, засеем его! Не поднесет ли чарочку, знаешь-понимаешь?