Только Кузьмич со всем управился и сел передохнуть на край коллекторной трубы, как налетела стайка воробьев с полей. Птицы сразу зашумели, расчирикались, начали хозяйничать по двору каждый на свой лад. Несколько лет тому назад точно также к «Пикнику на обочине» пришли цыгане с табором. Мира нет, а им хоть бы что, вот ведь вообще не унывающая нация! Веселятся, галдят, гуляют. Но как начнут петь о чем-нибудь грустном у костра, то слез уже не остановить, прямо всю душу наизнанку вывернут. Понравилась тогда Кузьмичу одна девушка. Это только на вид Кузьмич старый, на самом же деле ему и шестидесяти тогда не было. Так вот, запала ему в сердце симпатичная цыганочка: молоденькая, красивая, всё танцевала под луной да цветы нюхала, когда думала, что никто за ней не наблюдает. От того, видно, она так чудачила, что парня у нее отродясь не было, а вот жизнь была, да еще какая. Била ключом за край, жаждала красок, безудержных чувств и страстной любви. Табор в «Пикнике» месяц стоял, пока дальше в путь не пустился. И не случалось ни единой ночи, чтобы Кузьмич не думал об этой девушке. Грезилось ему несерьезное, озорное. И так до самого утра. Мучался, маялся, но к девушке за все время так и не подошел, даже взгляда не выказал: не за чем, пустое. А она взяла и поцеловала его на прощание, когда уходить стали. Последний поцелуй в его жизни – Кузьмич точно знал и вспоминал этот момент всякий раз, когда на душе не хватало солнца, или наоборот, когда хотелось усилить радость от чего-нибудь доброго, столь редкого на закате эпохи, типа стайки беспечных воробьев.
Сейчас Кузьмич тоже думал об этой девушке. Глаза вспоминал: большие, карие, как говорили раньше «с бесенятами». Потом в памяти пришел ее запах, такой еле уловимый, но незабываемо приятный запах молодого женского тела, пышущего гормонами. Кузьмич зажмурился от удовольствия, и так просидел какое-то время. Вдруг воробьи, все, как один, исчезли. Раздалось лишь суетливое хлопанье их крыльев и удаляющийся гомон. Да, уж, такая планида владельцев мотелей: мгновенья шумной, но чужой бурлящей жизни, а потом вечность в тишине и ожидании. Кузьмич открыл глаза и охнул. Прямо перед ним стоял незнакомый молодой человек.