И воспылал, аж разрумянившись, Молчан! – на две трети соответствуя строке: «Юноша бледный со взором горящим», сотворенной Валерием Яковлевичем Брюсовым, классиком из второго ряда, мистификатором, преизрядным любителем эпатажа и автором нацеленного на скандал первого в российской словесности одностишия – о бледных ногах, не закрытых, а пора бы им!
Взбурлило в нем, мнящем стать самым лучшим, ретивое…
Тем паче, и задатки имел отменные. Ведь еще в отрочестве брал из лука векшу, лисицу, дикого гуся, а со старшими и на волков ходил, когда те начинали резать скот. Да и тщеславен он был, тогдашний! И полагая себя выше многих, что таил со всем тщанием, всегда приосанивался, возвращаясь из леса с обильной добычей, и слаб был на хвалу. А тур – не косуля какая!
Однако кому доверить присмотр за Младой на дни и ночи разлуки? Ведь скоро игрище Лады у Москвы-реки, а там – и лес рядом, и соблазнов сколь!
Не умыкнули б в кусты или еще дальше! Млада, понятно, не из таковых – не для кустов она! А мало ли? И попросил он Некраса, по дружбе…
III
Вернулся Молчан не скоро. Славной, по слухам, случилась охота. Сам новоявленный герой городища полностью оправдал свое имянаречение, явив немногословие. Ведь сразу же, как объявился, огласил: столь испытал на охоте той, что и вспоминать не хочется. И будет молчать о ней! – уж не посетуйте.
А никто и не собирался сетовать: все и без того досконально знали, какова была та ловитва, дальняя, и отчего Молчан, по возвращении, не прихвастнул предъявлением хотя бы копыта от рогатого чудища. Ведь тур, уложив насмерть троих загонщиков и чуть не порешив Путяту, а и сам смертельно раненый – ясное дело, Молчаном, изловчился сигануть с высокого обрыва в глубокую реку, да так и пошел на дно вместе с копытами…
О том достоверно уведомила Чернава, жена гончара Бакулы, прознав от Сияны, вдовы шорника Погаста, чья дочь Отрада была замужем за бондарем Ставром, поехавшим на торг, не ближний, за обручами для бочек и кадушек, где встретил давнего знакомца – сапожника Гуляя, ставившего намедни лодочнику Завиду латку на голенище, а сей перевозил ловчего из отряда Путяты, что возвращался из похода ранее прочих, и за медовухой открылся лодочнику.
И лишь сам Молчан, с изрядным удивлением услышав на второй день сказ о своем подвиге, знал, чем завершилась та охота. Не сумел уберечься тогда Путята! – зато и тризна его миновала…