Дурацкий ветер!
– Почему мама умерла? – спросила я, подняв взгляд на отца. Отец был зол на все вокруг, но увидев мои слезы, он вдруг успокоился. Отец меня очень любил, потому что я – единственное, что осталось в его жизни. Так же как и он в моей. – Почему это случилось именно с нами? Почему ни с кем-то другим?
Отец глубоко вздохнул и встал передо мной на колени. Я увидела в его глазах отчаяние.
– Все рано или поздно умирают, – сказал Виктор, взяв мое лицо в свои потные ледяные ладони. – Но теперь, твоя мама там, а мы с тобой – здесь. И мы должны еще прожить хоть немного. Ты понимаешь меня?
Я кивнула, и отец обнял меня. Затем поднялся, и даже не стряхнув со своих брюк налипшую грязь, пошел прочь.
– Идем собираться, Гвендолин.
Я перестала плакать и поплелась следом.
Мама осталась позади. Она не слышала нашего с отцом разговора, не слышала, как сыплется земля на крышку ее гроба. Мама не слышала ничего. Мамы здесь уже не было. А вот я, была. И отец мой – тоже был. И мы остались совсем одни.
Погружаясь по щиколотку в грязь, я шла за пьяным отцом. Я шла и ненавидела осень. Ненавидела наши сырые, холодные края с вечными дождями, нищетой и болезнями. Но пишущая эти строки, вынуждена была жить, через боль и слезы, она должна была жить.
Когда мы подходили к дому, мистер Гаррисон уже дожидался нас у порога.
Тэрри Гаррисон не взял с нас платы, и даже позволил на месяц, пока мы не сыщем подходящее жилище, задержаться в его доме. Я была благодарна, за возможность проститься с матерью и ее спальней. Но упрямый отец наотрез отказался оставаться. Он сказал, что ни на минуту не задержится в этой блошиной норе, и пообещал вскорости ее освободить.
Мне было стыдно за пьянствующего отца. Пока я собирала вещи, он громко ругал судьбу и напивался. Отец не обронил ни одной слезы по тому человеку, с которым прожил двадцать долгих лет и продолжал терять свое онемевшее от алкоголя лицо, на дне стеклянной бутылки.
В доме задрожали стекла. По небу вновь пронеслись самолеты. Их гул так сильно угнетал меня, но сегодня, мне было все равно. Сегодня, ничего плохого больше не случится, все плохое, уже произошло.
– Гвен, – сказал мне Тэрри, перед тем как оставить нас, – прошу тебя, держись. Я бы вас ни за что не выгнал, но я беспокоюсь за вашу безопасность. Сама видишь, дом уже по швам трещит, и того глядишь, развалится. Я повторюсь, я вас не гоню. Если хотите, черт с вами, можете жить сколько угодно. Бесплатно. Мне не нужно денег. Живите.