Запретное королевство - страница 5

Шрифт
Интервал


Бродяга-философ, облокотившийся на случайный стог сена возле рыболовной лавки, с нескрываемым удовольствием наблюдал за событиями, день ото дня происходящими на площади. Не обращал он внимания ни на плевки, ни на полные угроз взоры, ни на подступавший, а может никогда и не утихающий голод. Старик молча глядел по сторонам, изучая людей и аккуратно прикасаясь к их душам.

Вот и хозяин рыболовной лавки подвесил сушиться очередную партию пойманных до рассвета рыб из маленького озера в южном лесу, за замком. Грузный, бородатый, похожий на настоящего палача, копит он монеты на лекарства для больной дочери и усердно готовится к ярмарке, в какую надеется продать всю умело насушенную рыбу. А вот крестьянка, не обделённая талантом художника, но чей стиль не приходится по нраву никому в Королевстве. День ото дня приходит она на рынок, готовая сотворить полноценный портрет за незначительную плату, и день ото дня уходит с пустыми карманами и чистым полотном, обречённая на бесконечные поиски идеального образа. Или королевский шут – ровно в полдень скачет он с широкой улыбкой в нелепом колпаке, готовый одарить глупыми шутками взгрустнувшего принца, а между тем, сам в глубине души грустит о смерти любимой собаки.

Но у каждого из людей Королевства, будь то рыбак, художница или шут, имелось нечто общее. Возвращались они вечерами к семье, в объятия родных, чья поддержка помогала преодолеть всякую неприятность. В том и было главное преимущество городка – в искренних чувствах, наполнявших, кажется, сам воздух, затмевавших бедность и тяжесть крестьянской жизни.

Сама площадь с приближением ярмарки преображалась. Серые улочки увесили разноцветными флажками, по углам наставили бочек с цветами, ближе к вечеру наспех даже починили злосчастные гнилые доски на сцене. Длиннобородый старикашка в серых лохмотьях, некогда считавшихся льняной туникой, подметил возникший в глазах королевской стражи блеск. Однако же в глазах лавочников-торговцев не наблюдалось ничего, кроме жажды наживы. Жажды ухватить себе как можно больше драгоценных монет.

– Золотая монета двух серебряных дороже, но кто сказал, что речь обязательно о деньгах… – бурчал философ намеренно громко, чтобы проходящие мимо зеваки услышали его двоякие неясные фразы.

И успел подметить старик, прежде чем хозяин стога с сеном прогнал чужака восвояси, что всё это время за происходящим на площади и нехарактерным Королевству преображением наблюдал сын королевы. Именуемый Владимиром, был он по-доброму прозван в народе Володей за удивительное для члена королевской семьи чистосердечие, скромность и сострадание.