– Значит, вы единичный выходец из рядов! – оппонировала его горячности с усмешкой Инга. – А у меня все по полной программе вселенского «фи» взрослым, уничижение родительского авторитета, революция малолетних. И на все митинги девяносто первого с пацанами ходила, и в рок-клубы запретные на ночные концерты, и пиво-водочку пробовала! А видели бы вы мой «прикид» и причесочку в мои четырнадцать годков! Куртка кожаная в заклепках, из шортиков коротюсеньких ягодицы торчат, макияж «ночь вампиров», на голове начес в пятнадцать сантиметров, армейские башмаки, и «мы хотим перемен»! Мама «не догоняет», папа зашоренный коммуняка, бабушка с дедушкой – пережиток отстойный! Правительство – козлы, Ельцин – герой! Привет, Америка! Ужас! – подвела итог описанию она.
– И долго вы этим страдали? – живо поинтересовался Стрельцов, словно допытывался о новом средстве от неизлечимой болезни.
Он четко, как кадры кино, увидел ее в том образе, который Инга столь красочно описала. И улыбнулся про себя, представив – она же маленькая и сбитенькая такая – грудь уверенного размера, попка, бедра наливные, и на тебе – кожа-металл, ягодицы из шортиков торчат, начес-косметика! Красота, наверное, была страшная!
– До поступления в институт, – отвечала «страшная красота», не подозревавшая о богатстве воображения мужчины. – Там совсем иные интересы обнаружились. И как-то сам собой отсох этот перебор антагонистский.
– Ну вот, видите, прошло же! И без последствий. Как я понимаю, пить-курить вы не стали и в институт поступили!
– И у нее пройдет, – старательно уверила Инга. – У всех проходит.
– Да что у нее пройдет! – повысил голос обеспокоенный отец, скривясь от досады. – Добунтовалась уже!
– Вы имеете в виду ее беременность? – тихонько так спросила Инга.
– Она вам что, сказала? – поразился Стрельцов.
– Да уж, – усмехнулась Инга. – Это было одно из первых трех сообщений, которые огласила Мария Игнатьевна по прибытии.
Инга занималась ежевечерним ритуалом под названием «Федя, спать!». Традиционно растянувшимся на час приказно-просительным напоминанием сыну отлепиться от компа, умыться и в отбой, его обещаниями «сейчас, уже-уже» и премиленьким «ну, ма-а-ам!».
Дискуссию прервал звонок в дверь. Инга пошла открывать, шлейфом за ней в прихожую потянулись остальные любопытствующие: выскочил Федька из своей комнаты, позабыв про доигрывание, Степан Иванович быстренько процокал копытцами, не теряя бдительности, Фенечка прикатила на кресле, жужжа моторчиком.