16 ноября 1952 г.
Подписался на «Правду» – 3 мес., «Сов. Искусство» – 6 мес. и «Сов. Союз» на 3 мес. Навестил Анат. Мих. И принес ему банку ананасов. Получил письмо от В.А. Брендера и узнал о смерти Антона Александровича Эйхенвальда. [Известный дирижер и композитор]. Удивительный был человек, одаренный, культурный, но с чрезмерным налетом авантюризма. Интересно рассказывал о нем Ерофеев, как А.А. в ансамбле «сибирских каторжан» играл на … гребенке!
[В конце 1952 года начинается работа над постановкой оперы Чайковского «Иоланта»].
22 ноября 1952 г.
Утром вызвал Домбай [ректор Горьковской консерватории Г.С. Домбаев]; страшный скандал изза того, что я расписался за Павла [Резникова]. «Борис» – аншлаг. Присутствовала китайская делегация. Я произносил речь перед началом.
[Я хорошо помню этот случай. Мы, мальчики хоровой капеллы, участвовавшие в обеих картинах пролога, а также весь хор и солисты, занятые в первой картине, уже стояли на сцене – в костюмах, за еще закрытым занавесом и ждали начала спектакля. Вдруг между нами прошел, как всегда, слегка улыбаясь всем, оживленный, в неизменном темносинем костюме Марк Маркович. Он чуть раздвинул занавес и, скрывшись за ним, вышел на авансцену.
– Китайская делегация, – сказал ктото.
Шум в зале утих, и Марк Маркович начал свою речь. Она длилась недолго – минуты четыре, и я, конечно, не помню ее. Но такие выступления полагалось заканчивать упоминанием гениального вождя и учителя, лучшего друга всех людей и отца народов. Все ждали от Марка Марковича здравицы в его честь. Мы чувствовали, что он уже подводит логику своего выступления к этому имени, как вдруг, опережая его, ктото выкрикнул в зале высоким тонким голосом:
– Сталин!!!
И зал взорвался овацией.
Чуть улыбающийся Марк Маркович вышел изза занавеса и, снова пробравшись между нами, ушел за кулисы, а спустя несколько секунд фагот в оркестре начал вступление. Занавес раздвинулся и мы, как всегда, увидели за пультом Ерофеева, смутные фигуры музыкантов, слепящие прожектора, направленные на нас, и черный провал зала, казавшегося огромным. А на первом ряду – в середине – шесть или семь человек, тоже смутно различимых, но все же слегка высвеченных отблесками со сцены. Они были маленького роста, круглолицые и узкоглазые, все относительно молодые. Они широко, довольно улыбались.