Я прошёл дом до конца. В последнем подъезде всегда находилась железная лестница наверх. Если на створках люка не будет замка, все должно получиться. В первом тоже есть выход на крышу. Но напротив ее дверного глазка, а это уже не годится.
Я оторвал длинный прут с куста живой изгороди. Свежая древесина ломалась плохо, тут пригодился бы нож, но ножа я не взял. Очистив его от листвы, я поднялся наверх. Лестница стояла на месте. Упершись головой, я приподнял тяжелую створку люка.
Уже стемнело. Зажглись фонари на столбах. Дворы и улицы освещались пятнами света. Высокая девятиэтажка светилась окнами, как елочная гирлянда. Моя же тёмная личность шла через черную крышу, переступая трубы и пролезая под проводами. Потом висела головой вниз, распластавшись по рубероиду. Удерживаясь за абразивную шероховатость крыши носками ботинок, я насаживал на прут бумажные самолетики. Самолётики эти прежде всего были письмами, а только потом уже сложились и залетели в окно её комнаты. Всего было три письма, и были они зашифрованы. Шифр же собственного изготовления я подложил ей под дверь после того, как спустился.
Она поступала в музыкальное училище, и я ждал её после экзаменов. Мы вместе ходили в зоопарк, выгуливали собаку. Я пытался ее веселить, но получалось нелепо. «Мне скучно», – говорила она. Но я ничего не мог придумать другого.
Позже я понял, отчего ей тогда было скучно – она давно уже созрела для других отношений. Мои же сексуальные желания были запуганы и забиты. Их даже как будто бы не было. Моя любовь была возвышена, поэтична. Она никак не вязалась с грязными половыми занятиями. Так нас воспитывали, черт бы их всех побрал.
Но ведь они и сами были такие – наши родители. Так было принято. Отец мне рассказывал, что до свадьбы у них с мамой было только несколько поцелуев. А ему тогда уже исполнилось двадцать пять лет, маме – двадцать один. Секс до брака выходил за рамки приличий. Тогда и слова-то такого удобного не было – «секс». А были либо непонятные медицинские, либо понятные ругательные. Но ведь ругаться при девушке – скверно. Получается, что и договориться нельзя. Остается только молча сопеть в темноте и надеяться на силу инстинкта.
Как только она поступила в училище, весь курс отправили собирать яблоки. Я дважды ездил к ней. В последний раз нашёл её в слезах, влюблённую в какого-то парня, который любил другую девчонку, которая, в свою очередь, тоже не любила его. Цепочка насчитывала человек шесть и замыкалась в круг, в котором мне места не было. Сказав тогда «ладно», я уехал домой.