Никто точно не знал, что обозначает это самое «ЛМ-устройство». Дирк предполагал, что это расшифровывается как «логически-меметическое», но с ним были не все согласны. Унтер-офицер Ланг из третьего взвода считал, что это значит «линейно-математическое», а начальник интендантского отделения фельдфебель Брюннер – «ленивый мерзавец». Поинтересоваться мнением тоттмейстера никто не рискнул, а сам «Морриган» хранил на этот счет полное молчание.
– Сообщение, – сказал тоттмейстер Бергер, продолжая разглядывать телеграфный бланк, голос у него был мягкий, но не очень мелодичный, поскрипывающий, как влажные шины по гравию на малом ходу, но при этом с безупречным выговором, – шифр «Вотан-три». В штаб роты «Смрадные Ангелы», майору Крэнке. «Настоящим сообщаю, что отряд в расположение прибыл. Непосредственный контакт с противником подтверждаю. Данные разведки временно отсутствуют. Разрабатываю план штурма по стандартной тактической схеме. Помощь не требуется. Постскриптум. И держите пушки сухими, господа, мне кажется, что мы здесь надолго». Все. Зашифровать, подготовить к отправке. Доложить по готовности.
– Принято, мейстер, – с готовностью отозвался «Морриган» из своего угла. – Будет выполнено приблизительно через шестнадцать минут.
Голос «Морри» был глубокий, резонирующий, но неестественные паузы между словами и странная мелодика, не характерная для человеческой речи, производили на неподготовленного слушателя неоднозначное впечатление. Так мог бы говорить глухой человек, каким-то образом обучившийся пользоваться языком. Или сумасшедший, для которого слова давно потеряли свое значение, став бессмысленным набором звуков. Но «Морри» не был глух и уж точно не был сумасшедшим.
– Что у вас? – нетерпеливо спросил тоттмейстер Бергер, откладывая бланк в стопку со сложенными картами. – По порядку. И лучше побыстрее, чертова уйма работы.
Тоттмейстер был облачен в свою обычную форму, офицерского кроя мундир глубокого серого цвета с двумя рядами блестящих пуговиц и стоячим красным воротником. Положенный ему хауптманский пехотный мундир он надевал лишь изредка, предпочитая, по его выражению, «не звенеть эполетами как пугало». Однако же китель был застегнут на все пуговицы, несмотря на царящую внутри танка липкую жару. Единственным послаблением комфорту была снятая фуражка да отставленная в угол сабля с витым шнуром.