Рома поглядел своим уставшим взглядом на отца Михаила, будто бы открывая ему всего себя и пуская его даже в те темные места своего сердца, смотреть на которые, порой, он сам не всегда решался.
– Спасибо тебе, отец Михаил, – ещё раз повторил он.
– Не стоит, – тихо вымолвил из себя тот, будто бы видя его душу на сквозь, – Бог так милостив, брат мой, что нет греха, который бы он не простил. Помни это.
Настоятель развернулся и пошел в свою сторону темного помещения, немного раздувая легкий запах ладана из кадила, висящего у иконы божьей матери и легко колыша остатки свечей, догоравших после утренней литургии и не давая ему забыть тем самым, где ещё находится?
Рома снова присел в свой, хоть немного уютный угол и насильно, тяжело вздохнув, взял в руки Евангелие. Он смотрел на страницы книги и не видел в них сейчас ничего. Его глаза юудто бы смотрели сквозь неё, видя лишь яркий, во множестве свеч, силуэт настоятеля, который по-видимому, собирался наверх и что-то искал в своих коробках с инструментами.
Он смотрел на него и с внутренней болью вспоминал какие-то моменты их раннего, совместного жития. Ему лезли на ум моменты, когда раньше, ещё в светлое время, отец давал ему лишь самую низкую, как считал он, работу. Тогда, на богослужениях часто приходилось читать заупокойные записки, либо же записки за здравие. Прихожан всегда было столько, что к субботе этих, как считал он, не особо важных бумажек, набиралась целая коробка. Рома вспоминал сейчас, как тогда злился на него почти за всё. Особенно за то, что тот вечно назначал его самым ответственным в этих делах. В храме тогда было достаточно послушников, которые с легкостью могли бы делать это и были бы рады, но не он. Как тогда ему думалось, что это таинство всегда мешало приблизиться к Богу во время Богослужения настолько, насколько хотела его душа.
Сейчас задумываться приходилось лишь на тем, зачем же всё-таки отец делал это? Ведь, он же видел, как его тело страдало? Ведь, он же всё это видел. Чем глубже Рома нырял в омут тех былых и холодных воспоминаний, тем меньше у него оставалось воздуха для настоящего. Сейчас же, после всего того, что произошло, отец Михаил, по его мнению, стал другим. Он стал тем, кем его всегда хотел видеть его послушник. Именно таким добрым, любящим и понимающим.