– Это, может, ты так думаешь, а он вот, – и Аристов ткнул темным пальцем прямо в корону крестового короля, – думает по-другому! И деньги, дочка… Деньги у него точно имеются.
Ей показалось или в самом деле проскочил в его словах алчный интерес? Стало неприятно и неуютно за одним столом с этим человеком, который волею судеб и ее трусливой прихотью был определен ей в сторожа.
Пускай бы уже ушел он куда-нибудь. Как-нибудь она справится со своими страхами и без него, и без Сашки. Пусть оставят ее все в покое. Дали бы хоть подумать немного, полежать в тишине. Опекуны, блин!
– Ты не спеши меня в паскуды-то записывать, дочка, – тут же догадался о ее мыслях этот странный мужик. Подпер обвислую рябую щеку огромным кулаком, заглянул прямо в самую душу. – Мне сейчас ни хрена не нужно. Ни от тебя, ни от того, кого ты скрываешь от всех. За тебя боязно просто.
– Чего это вдруг? – начала Алиса, но голос сел под его странным взглядом. Она запнулась, кашлянула коротко. – Чего вдруг вы такое участие в моей судьбе принимаете? Почему так за меня беспокоитесь? Корысти-то вам от меня никакой.
– Корысть… Корысть ведь она у каждого своя, дочка, – задумчиво изрек Петр Иванович. – Кто-то в деньгах ее видит, кто-то в удобствах физических, а у меня вот если и имеется какая корысть, то только для души.
– Как это?
– Больно уж мне хочется впечатление на тебя произвести. Больно хочется, чтобы ты хоть раз, но посмотрела на меня как на отца в самом деле. Никогда в собачьей жизни своей не желал такого. И не жалел никого, кроме сестры с ее сынком. Но это все не то. Не то! О своих вот собственных детях не думал никогда. Какие дети с моим «трудовым» стажем? А тут, когда тащил тебя вниз, ледяная вся, синяя… – он судорожно сглотнул, уронил кулак с грохотом на стол. – Что-то хрюкнуло в груди, не поверишь. Жалость, злость на падлу эту… Корысть у меня к тебе одна, Лисочка. Чтобы полюбила ты меня, как папку своего, и все… А с хаты твоей я уже сегодня съеду, рупь за сто. Участковый твой обещал с работой помочь. Там мне койку выделят. Одни койки всю жизнь, твою не мать грешную! Ни дома, ни угла, одни койки…
Вечером он ушел.
Весь день что-то делал в ее квартире, чем-то гремел, кому-то отвечал на телефонные звонки. Она заперлась в своей комнате и не выходила, не желая знать, что он там вытворяет и с кем говорит.