– Оставьте меня! Вы тоже, Виктор Викторович… выйдите отсюда! – тем же резким тоном потребовал Сиверский, закрывая перед лицом Белодымова двери гардеробной. Он хотел остаться наедине со своим горем, рядом с которым клоунада была кощунственна.
Белодымов побледнел. Улыбка исчезла с его лица, а глаза наполнились холодным блеском. Он не привык, чтобы с ним обращались подобным образом, да еще в присутствии рядовых сотрудников. Он – второе лицо в питерском УБОПе, а не какая-то там мелкая оперативная сошка.
– Забываешься, старый хрыч! Ну да ничего, не вечно тебе править… – прошептал Белодымов вслед закрывшемуся в гардеробной генералу.
На своем веку Сиверский повидал немало. Только как бы за годы службы в полиции ни огрубело его сердце, оно все равно не успело покрыться бронированным панцирем, не поддающимся воздействию ржавчины смерти. Сиверский смотрел перед собой, чувствуя, как кровь начинает кипеть в его венах, превращаясь в неуемный черный поток, готовый вырваться наружу криком безумной боли. Сжав зубы, он сдержался, поднес холодные ладони к лицу, стал с силой растирать ими лоб. Ему хотелось ломать стены, крушить все на своем пути, но он не мог себе этого позволить. Глубокий вдох, выдох… снова и снова, пока пульс не перестал судорожно биться, пока невидимая рука не отпустила горло, освободив дыхание. Наконец сумев подавить последние остатки эмоций, он вновь поднял взгляд.
Тело главного врача Института онкологии Вениамина Белецкого еще не успели снять с так называемой виселицы. Конструкция была проста, но замысел казался слишком жестоким для обычного самоубийства. К проходившей под потолком отопительной трубе был прикреплен широкий собачий поводок из плотной кожи, заканчивающийся металлическим ошейником, с внутренней стороны сплошь усеянным шипами. Такие ошейники еще называют жесткими. Ошейник плотно облегал шею Белецкого. Внутренние шипы глубоко вонзились в тело, разорвав не только кожу, но и проходившие под ней главные артерии. В течение нескольких часов кровь струилась по телу Белецкого, насквозь пропитав его одежду и брошенную кем-то на пол соболью шубу. Его обескровленное лицо превратилось в восковую маску, с выпученными от нехватки воздуха глазами и вывалившимся изо рта языком. Шансов выжить у Белецкого не было.
– Что же с тобой случилось, Веня?..