Улыбайся мне - страница 4

Шрифт
Интервал


Это немыслимо. Это жестоко.
Гукает полночь в трубе водостока.
Мать людоедка. Отец вурдалак.
Девочка фильму не верит никак.
Первую пару с утра прогуляет.
Ну а пока из друзей удаляет
Тех, кто не плакал, кто ленту листал.
Ветер, как боцман, наверх всех свистал —
Всех обездоленных, лузеров, жертв.
Девочка, взвинченная, вся на нервах.
Взмоет, порвёт чёрных туч кружева.
…значит, душа хоть едва, но жива…

«Глаза наполнить красотой…»

Глаза наполнить красотой,
И вдохновенье на постой
Впустить, как втайне беглеца.
За ослепительной чертой,
Невыносимо золотой
Медалью, точкой невозврата
Неповторимого заката
Принять поэзию конца.

«Переверни меня быстренько со спины на живот…»

Переверни меня быстренько со спины на живот.
В песочных часах песчинки танцуют то «русского», то гавот.
Надсадно грохочет памяти мусоропровод.
А на лопатках продольные два разреза
Кровоточат и ноют. На шрамы, конечно же, наплевать.
Я застилаю условности, как дачную бабушкину кровать.
Ведь чище и лучше вырезать, чем вырывать
Хвосты и крылья, как теза и антитеза.
Поведи меня за руку через осенний Миусский парк.
Раз для нас Пелевин, как для родителей Эрих Мария Ремарк,
Судьбоносным кажется каждый по ходу движения знак,
И мы выбираем движение по спирали.
Нашим душам-монадам Андреев, Ницше и Гумилёв
Наподдали живительных пенделей в виде слов,
И силков понаставил внутренний птицелов,
Ну и мы с удовольствием в них попали.

Они

Нет – и не надо.
Серым по чёрному
Кружится глобус.
Люди расходятся.
Что за отрада —
Сон заключённому.
Сорванный голос.
Стылая звонница.
Я – не они.
Шаткая лестница.
Шаг на весу.
Грохот молчания.
Ты не вини.
Блажь. Перебесится.
Я принесу
Боль узнавания.
Нет – и не стоит
Ждать и подгадывать.
Небо не хочет.
Люди встречаются.
Дело простое —
Вместе поглядывать,
Как после ночи
День начинается.

«Ты говоришь, я мечтательница и оптимистка…»

Ты говоришь, я мечтательница и оптимистка.
Да, но только когда ты так далеко и так близко.
Я старательница золотого прииска;
И, как выяснилось, я неистово неутомима.
Раньше всё карандашный абрис да уголь;
Чёрно-белая графика, один сплошной угол.
И среди других неваляшек и кукол
Неожиданно чернела моя пантомима.
А теперь, когда ты спишь рядом так чутко,
Что от дрожи ресниц можно лишиться рассудка,
И ждущая хлеба на пруду детства утка
Неповторимее долгожданного звездопада,
Ты говоришь «ненаглядная моя девочка»,