Подруги просто улыбались, держа за плечи девочек. Три взрослые копии тех самых малышек – озорной и активной, яркой и жизнерадостной, мягкой и открытой.
– Засиделись вы здесь, – Арина кивнула. – Ничего, там у вас всего три дня прошло. Девчонок я отпускаю, спасибо вам, дорогие, за службу. А вы – по домам. Помогать-то вам уже не надо, думаю? Уж знаете теперь, как быть собой.
Девочки взмахнули ручками в прощальном жесте и погрузились в свое озеро.
– Мне тоже пора, – подмигнула Арина и ушла, стуча деревянными каблуками.
– Я тоже так хочу! Ну, Аринушка, ну пожалуйста…
– Как так хочешь? – усмехнулась Арина, продолжая толочь в ступке что-то терпко-душистое.
– Хочу проблемы других решать. Хочу, чтобы ко мне приходили тоже. И чтобы как в сказке: раз – и преображались с моей помощью! – Кнопа мечтательно подняла глаза к небу, а на лице – неповторимая смесь сладкой радости победы, чуть горьковатой гордости за себя, такую великолепную, и совсем немного кислинки от непонимания, как это всё будет-то в реальности.
Арина прищурилась, села за дубовый стол, провела по нему пальцами.
– Ну вот, смотри, тебе вчера было одно простое задание – стол выскоблить. А ты мне что натворила?
– А что? – настороженно спросила Кнопа. – Что натворила?
Арина молча подвела девчонку к столу. Белесые пятна на нем говорили о том, что попытки все-таки были.
– Кноп, глянь внимательно, что видишь?
– Стол.
– А на столе что?
– А что на столе? – глазами хлопает невинно.
– А на столе то, чего не должно быть. Смотри, сколько всего в щели набилось. Фонит всё, фу! А фонить не должно. Мне чистота нужна была, понимаешь?
Кнопа надулась и пошла в угол отсиживаться. Села на корточки, обхватила коленки, платьицем пол подметает, раскачивается, а из глаз слезки падают, как роса. Молчит. Ждет, чтобы подошли, по спинке погладили. Пожалели.
– Что, уже проблемы других решать передумала? – Арина усмехается и продолжает толочь в ступке.
– Так не даешь же ты! Уборщицей меня назначила, а к важному не подпускаешь… – хнык.
– А уборка – это самое важное для тебя сейчас. Пока ты сама фонишь, пока все вокруг тебя фонит, как же ты другим помочь сможешь? Что не по-твоему, сразу слезы лить будешь.
– И буду! Я к тебе приехала учиться. А не в домработницы, – последнее еле слышно.
Арина резко глянула, взяла тесак, подержала над свечей и давай молча стол скоблить. Тусклый металл хмуро посверкивал, сдерживая свою силу: он готов был резать толстые доски, будто масло, но всё, что от него требовалось, – снять тончайший слой наносного, чтобы стол стал снова просто столом. Добротным, древним, не фонящим. Чтоб не «фу», не «ах», а просто стол.