За стенкой удалялся тот урод.
В конце концов вдохнул я свежий воздух,
И выполз из-под сгнившего дерьма,
Но донеслось стенанье вновь до слуха,
Я двинулся средь хлама и говна.
Сквозь тьму заметил я свиную клетку,
Обрубки рук торчали из неё,
Я разглядел облезлую девчонку,
Меня опять стошнило от всего.
5.
Помочь уже ей было бесполезно,
С обрубков рук кровища шла рекой,
С замком открыть и дверцу невозможно,
Как будто всё смеялось надо мной.
Пошёл к скрипучей двери в безрассудстве,
Подёргал, вроде скрипнула она,
В каком-то недостойном полном блудстве,
Увидел, свет пробился из окна.
То домик был мамаши и сыночка,
Любовью процветал весь милый дом,
И если уж была в том доме дочка,
То в клумбе стала лучшем бы цветком.
Мамаша на еду брала лишь ливер,
Печёнки, лёгкие и почечки на вкус,
А мяса запах мамке был противен,
И им питался тошнотворный гнус.
Руками мама тискала весь фаршик,
Любили с вонью, чтоб тухлятиной несло,
Давно уж не стоял у Флэша пальчик,
И маму от обиды всю трясло.
Смотрю, дрожу, на долбанную кухню,
И дёргаю гранатную чеку…
Но открывая глаз, кого я вижу? —
Да добрую и верную жену!