Анестезия - страница 2
Шрифт
Интервал
девочка,
кто ты ей там, жених?
Сокол, что сразу сник?
И тогда я прячусь за них, и еще немного – от них.
– Окей, – говорит белокурый,
водружая ноги на стол,
лениво прислушиваясь к словам,
– По мне – кандидат ограниченно годен,
дядя, а чё-как вам?
Проверим в деле? Допуск к телу, – ухмылка, —
будет только по сдаче прав.
Non curet, мальчик, что ты, кто ты, где ты отчасти прав —
Я на службе.
И в теме вообще по любым понтам.
Про допуск к душе – это к родственнику, он – там.
Что до меня, то нежность ее
подобна цветку – и она хрупка…
Руки за голову.
Нет.
Это не та рука.
Возвращаясь к теме – не бди, но заботься.
Склонна к простуде, не води гулять под дождем.
Бумаги вообще в порядке, но мы ж, если чё, зайдем.
И вполголоса – старший,
с глазами серыми, словно смерть:
– Любить?
Святая наивность. Иди, попробуй посметь.
Давай, мне даже занятно, как там у вас, у людей.
Едва ли получится. Надо сперва раздеть
До исподнего, до самой души,
что найдешь – остаток согрей собой
Так, чтоб горело заживо.
А что там, – брезгливо, – любовь,
и зачем вам она, любовь?
Нелепое слово, плен обоюдной боли,
бессильная немота —
Понимать неспроста, сочетать уста, не читать с листа.
Что ты знаешь о ней вообще, в чем фарт, какова цена?
А если подумать? – и ствол к виску.
– Что – для тебя – она?
Тишина.
Трижды через плечо верчусь, оборачиваюсь, выдыхаю.
Одна?
Наконец одна.
Замирает душа, застывает тело,
на теле двойная кипит броня —
Всё.
Без меня, пожалуйста, мальчики.
Здесь больше нет меня.
сын Беорна
Сон теперь как еда, а еда потеряла вкус,
Остается любовь, но ее я теперь боюсь.
Остается мальчик, которому пять,
Он не знает, как меня называть.
– Папа-мама, – он говорит,
– я – Гэндальф, а ты – Беорн.
И пока мы идем по лесу, тьма наступает со всех сторон.
Мы приходим к реке, где вода голуба, холодна, глубока,
И по той реке косяками текут века,
И пока мы сидим в обнимку на каменном берегу,