Мы были курсантами - страница 9

Я старался – руки были в грязи, а заднее место – в мыле. Собрав за день какое-то космическое количество картошки и морковки, я был измучен, как бык на корриде. Однако на подведении итогов меня с еще несколькими курсантами назвали «часто отдыхающими» и зачислили чуть ли не в предатели. Я хотел что-то возразить и назвать количество собранных мною мешков, но сообразил, что спорить в армии бесполезно, и сглотнул горькую слюну.

Следуем обратно. Сажусь на ближайшую к выходу скамейку и сквозь щели в тенте смотрю на пробегающие вдоль трассы желтеющие деревья. Под калейдоскоп березок задумываюсь о справедливости в армии. Если ли она, вообще?

Справедливость, а точнее, везение в армии есть. Я это понял, когда на общем построении роты меня вывели из строя, как фотографа, заявившего о себе на Курсе молодого бойца, и спросили, готов ли я дальше освещать «общественную жизнь роты?». Я, как никогда, громко ответил: «Так точно!» и отправился получать реактивы.

Был немало удивлен, что из целой роты мне никто не составил здоровой конкуренции в фотоделе. Познания в фотографии ограничивались установлением выдержки и диафрагмы в фотоаппарате ФЭД и умением печатать среднего качества фотографии. Вот так из колхозника я превратился в «фотографа» с целым рядом привилегий и собственной лабораторией.

Во время очередного выезда на картошку я встал со всеми и почти строевым шагом пошел в фотолабораторию, как на боевое задание. Закрыв дверь, я сдвинул стулья и лег спать почти до обеда. Проснулся счастливый, как мартовский кот. Выспаться в армии много стоит! Но хотелось есть. О моем питании не позаботились, и я побрел на авось на первый этаж столовой, которая, естественно, была пустой. Несмело подойдя к дежурному по столовой, четверокурснику, длинному и сухопарому, сильному, как олень, пролепетал:

– Товарищ курсант, я фотограф, на картошку не взяли, озадачили партийно-политическими делами! – и скромно посмотрел на чистый пол столовой. Дежурный, почесав подбородок, ответил:

– Косишь, значит? Далеко пойдешь, фотограф! – но поесть дал, причем из своего запаса – жареной картошки и тушенки. Объевшись до полуобморока и поблагодарив доброго «дяденьку курсанта», побыстрее скрылся из столовой, куда мог прибыть гроза всего мира – дежурный по училищу. Дойдя до лаборатории, я опять провалился в безмятежный сон. Очнувшись через три часа, судорожно хватал воздух и начал проявлять две пленки с последнего марш-броска.