Зеркальный лабиринт - страница 7

Шрифт

Интервал

Беспомощный – судьбы, момента.

Меж рукописей, погребенных

В столе, теснится рой сюжетов.

За то, что сны, как акты пьесы,

Интригой оживлял умело,

За то, что до полета в бездну

Был в силах сделать, но не сделал,

За то, что почитал опасность

И крепко запертые двери,

Приговорен единогласно

Судом героев к высшей мере.

На могиле Пастернака

Шагами прохожих могилы растравлены,

Спокойней и строже в июне растения.

Семью непокорными желтыми главами

К богам продирается храм Вознесения.

У самой дороги, под синими соснами,

Огромные крылья смежают два ангела;

Становится к вечеру пепельно-розовым

Простое надгробие белого мрамора.

Алхимия кино

Колдую в келье над ретортой[19]

Я методично, как алхимик.

Мой замысел, пока что мертвый,

Появится на свет. Дав имя,

Рассудок, мускулы и кожу,

Я окружу его ландшафтом.

И правда обратится ложью,

И ложь легко сойдет за правду.

Фрагменты снов, обид, желаний,

Обмана, вымысла и были…

Я, словно врач, сшиваю ткани

И оживляю тело фильма.

Часть II

Ласковая смерть

Я не слушаю биение своего сердца. Я лежу на дне океана и любуюсь своим гладким, гибким телом. Сейчас отлив – море с нежным мурлыканьем отступило, можно нежиться на его ложе среди морских звезд и вертеть на ладони розовую ракушку. Она – словно череп. Но эти останки не вызывают страха. Может, прочесть ракушке «Быть или не быть»?

Меня всегда удивлял вопрос датского принца – абсолютно бессмысленный для человека. Такой вопрос могло бы задать бессмертное существо, способное умереть лишь по своей воле. Мы же, едва появившись на свет, приговорены к смерти. Хотя по прошествии жизни большинство из нас заслуживает смертной казни.

Сдается в наем

Ты в старой тетради не узнаешь

Свой почерк, свой образ мысли и слог.

Допустим: тело – пустое жилье —

Сдается в наем на удобный срок.

Кто на ночь только, а кто на год

Осядет: вор, а затем святой.

Вернешься к дому – фасад все тот,

Но постоялец уже другой.

Хроники эпидемии

Горожане не безоружны,

И распятия в изголовьях,

Словно шпаги. Уходит глубже

Мир в поверья Средневековья.

Кто магический круг очертит,

Кто огню предает солому,

Рукокрылые слуги смерти

Свили гнезда в соседнем доме.

Дни – провалы в глазницах трупа,

Цвет заката окрас павлина

Превосходит. И, как гомункул,

Я в стекло заточен безвинно.

II.

Я не помню такой свободы

В мирной жизни, как здесь – в осаде.

Сквозь раскрытые окна входит

Следующая страница