Я со всей серьёзностью взглянул на сержанта:
– Хватит, а, Богдан? Не надо ходить вокруг, да около… Давай по-мужски.
Тот обречённо кивнул головой:
– Товарищ капитан, вы и в самом деле меня замените и на другую машину переведёте?
Чуть было, не упав с ящика, я с недоумением взглянул на водителя:
– С чего ты взял? Что за хрень?
– Мне Лёшка-медик сказал, что вы замполиту приказали подобрать мне замену.
От возмущения я на несколько секунд потерял дар речи. Сделав для успокоения хороший вдох, я ответил:
– Знаешь, Богдан, мне кажется, что мужики не должны опускаться до сплетен и вранья. Давай сделаем так: мы с тобой не будем устраивать разборки, ни с замполитом, ни с доктором, и ты просто поверишь мне на слово… Так вот, я считаю тебя отличным водителем и порядочным человеком. У меня даже в мыслях не было тебя менять. Мне кажется, что и прежний ротный тебя уважал, не зря же он тебе «сержанта» присвоил. Договорились?
Скоротечные сумерки не смогли скрыть счастливый блеск в глазах паренька. Богдан аккуратно затушил сигарету и радостным голосом ответил:
– Договорились. Я вас не подведу товарищ капитан. А насчёт звания… Когда ротный обмывал замену, ну, ещё до вашего прибытия, он во хмелю мне лычки и вручил, без приказа. Я не хотел нашивать, но Пал Михалыч сказал, что когда новый ротный приедет, то он с вами решит этот вопрос. – Поднявшись с ящика, «сержант» продолжил повеселевшим голосом. – Разрешите идти?
Я кивнул головой:
– Ступай. Готовь наш агрегат.
Увидев, что водитель направился в сторону бэтээра, ко мне подбежал связист и протянул гарнитуру:
– Товарищ капитан, вас комбат, «Марс» вызывает…
– Давно? – вопрос по идее был нелепым, но я задал его автоматически и не ошибся. Солдат боязливо пожал плечами:
– Минуты две уже…
– Так, какого чёрта? – я надел телефоны на уши и нажал на тангенту:
– «Марс», я – «Весна». Как слышишь меня? Приём!
Прибыв в бригаду, я не мог не отметить высокою дисциплину переговоров по средствам связи. Режим радиомолчания соблюдался очень строго, а в ходе радиообмена все абоненты пользовались исключительно таблицами и числовой кодировкой. Общаться открытым текстом изредка позволял себе бригадир, да и то, в лишь экстраординарных случаях. Я понимал, что сильно проштрафился, позволив себе уединиться от связиста, но я никак не ожидал от комбата такой бурной реакции: поток хорошего русского мата буквально обрушился на меня сразу, после вполне себе цензурной фразы «слышу хорошо». Высказав всё, что он думает о моём отсутствии в эфире, и дав моему проступку вполне заслуженное определение, командир успокоился и закончил уже довольно спокойно: