Он подошел ближе, и меня накрыла огромная тень. Вблизи этот человек-гора внушал еще больший трепет. Мощная статура, крепкие кулаки, редкая борода – именно так изображали на картинах былинных богатырей. Я представился.
– Племянник, значит, – пробасил кузнец. – Похвально, что родичей не забыл.
Он подобрал с земли несколько коротких поленьев и позвал нас в дом. Втроем вошли за порог. Хозяин затопил глиняную печь и подставил к лицевой стороне самовар. Сам тем временем принялся ополаскивать лицо в тазу.
– Ради нас целую печь, Григорий, – протянула Каролина.
– А как еще чай согреем? – спросил с улыбкой великан. Лицо его сверкало маленькими капельками, что вцепились в волосы и щетину – и уже не выглядело столь грозным.
Он подросил в устье еще пару дров. Проговорил:
– Топить и так надо. Холодно сегодня. Надеялись на теплую весну, а Брат Сонце нас не услыхал.
Хозяин выставил на большой дубовый стол домашнее масло, творог и хлеб. Когда самовар закипел, он заварил в чайничке травяной чай. Сели чаевничать.
– Как Юлия? – спросила Каролина. – Уговорил ее вернуться в школу?
Григорий нахмурился и шумно вздохнул.
– Не хочет со мной разговаривать. Словно я ей больше и не отец.
– Все думает о переезде, так?
– Не знаю, что у нее на уме. Сегодня не ночевала дома.
– Правда? И ты не волнуешься, где она?
– Да уж ведомо где. В Бойков ездят по клубам. Ну я ей дам, как вернется.
По виду, кузнец хотел сказать что-то еще, но, повременив, только махнул рукой. Дескать, и говорить нечего. Вместо этого спросил Каролину:
– А Марцель что? Не пришел с вами? Хотел его про ульи запытать. Пчелы у меня дохнут, вешь.
Ответом ему стал взгляд Каролины. Григорий нахмурился и сложил руки-бревна на столе.
– Что сталось?
Каролина рассказала о коме Марцеля и положила на стол осколки меча.
– Я прошу тебя вернуть цельность этому клинку, – попросила она смиренным тоном.
– Почекай, почекай, – упредил ее кузнец, – А это здесь причем?
– Видишь ли, этот меч был его мурти. Предметом силы, если хочешь.
– Куурче. В жизни не слышал ничего глупее.
В создавшейся тишине слышалось как от зимнего сна пробудилась первая муха. Кузнец, видимо, понял, что слова его были слишком резки, и, спохватившись, продолжил:
– Наперво скажу, что не занимаюсь больше ковкой.
– Я заплачу тебе, – быстро сказала тетя, – Заплачу, сколько хочешь.