Там я многому всему научилась, смотреть сквозь стены, как себя вести, как разговаривать и смотреть, чтобы не поплатиться потом. Мне даже было запрещено подходить к окну, что я делала тайком, чтобы подышать свежим воздухом и попрощаться с мамой, которая всегда смотрела мне в окно и махала рукой, а потом удалялась по узкой тропинке вдаль. Я смотрела до тех пор, пока в горизонте и голых деревьях не скрывался её силуэт.
В скором времени, а может и не в скором, потому что любой проведённый день в том отделении был целым испытанием, которое и врагу не пожелаешь. Мама выбила для меня то, чтобы в отделение пришла главврач детско-подростковыми отделениями, посмотрела на меня, с дальнейшим переводом в детское отделение, если они не отдавали меня маме, и чтобы хоть как-то облегчить мои страдания и мучения, она пыталась мне помочь. Но та женщина отказалась меня куда-либо переводить, и единственная надежда у меня оставалась, то перевод до нового года в то самое взрослое отделение № 2, из которого меня притащили. Потому что в этом отделении, закрытого строгого режима, никого никогда никуда не отпускали, даже гулять, и на новый год меня никто там не собирался отпускать, во всяком случае, мне моя лечащая врач, так и сказала. Я считала дни, на какой день придётся четырнадцатый день моего нахождения в этом отделении, ранее меня никто никуда не переведёт, а так как она говорила, что минимум четырнадцать, то я каждый день думала о том дне. Тот день был должен быть тридцатым декабря, который мне вовсе радости не внушал, потому что мне рассказывали, что прежде чем пациента отпустить, за ним должны наблюдать, и я боялась, что в том отделении не хватит двух дней на то, чтобы понять, что со мной всё в порядке. В порядке? Так сказано… Разумеется, со мной не всё в порядке, учитывая только моё физическое состояние, но душевную боль я должна всячески скрывать. Странно, но эту же боль, рану и травму, они же сами мне и причинили! Запичкали таблетками и уколами, измучили так, что я боялась вообще существовать на этом свете. Ты не знаешь, что с тобой будет завтра, ты боишься разговаривать, страшно даже дышать. И чтобы хоть как-то отвлечься я попросила книгу в старенькой и заброшенной библиотеке кабинета медсестры, которая не пользовалась там никаким спросом. Это было видно по состоянию шкафа, а так же по залежавшимся и пыльным книгам, в которых не было детской литературы. Конечно, мама приносила мне и краски и раскраски, но рисовать там было негде, ведь столы столовой огораживала дверь, за которой я находилась. И вообще, на ту сторону, где было всё задымлено, не особо и хотелось ходить, да и краски эти у меня могли отобрать.