В моей жизни был один очень хороший человек Борис Николаевич Климычев, которого я очень сильно любила, но как человека, как прадедушку, друга. Он был писателем. Мы с ним познакомились, потому что я в шестнадцать лет пришла к нему в литературную студию «Родник» при детско-юношеской библиотеке города Томска. Он разглядел во мне способности и так мы стали с ним очень близкими друзьями. Он знал мою семью, я часто приходила к нему домой, он бывал у меня в гостях, помогала ему, брала домой стирать вещи, постельное бельё, делала прочие мелочи, которые необходимы в восемьдесят лет, ведь он жил один. Можно сказать, я выполняла те же функции, что и соцработник, но не за деньги, а просто так от души. Я написала его портрет, который висел у него в гостиной на самом видном месте. Он был старше меня ровно на шестьдесят лет. Мы с ним родились в год лошади, и очень похожи характером. Он говорил всем, что я его любимая ученица, не чаял во мне души.
Вы наполнили жизнь мою
Солнцем и светом,
В нашей жизни столько
Прекрасных моментов,
Вы осчастливили жизнь мою,
Осуществили заветную мечту,
И я вас очень, очень сильно люблю!
Он пережил войну в сороковые годы двадцатого века, а я войну, правда, уже не такую, о которой знаю только я, в его же возрасте, хотя она длиться до сих пор. А позже этот человек меня предал, и я получила ранение, как на поле боя. Страшно оказаться в плену родного и близкого человека. После этого я окончательно перестала верить людям, отдалилась от них, я была полностью одинока, на меня никто не обращал внимания, а в моей душе не стихала боль. А ещё разлука с одним из самых близких мне людей – бабушкой, которая осталась жить в маленьком провинциальном Сибирском городке, добивала меня окончательно.
Странно, у меня столько родни, но всем, абсолютно всем, я не нужна. Большинство из них не хотят принимать то, что я существую, а остальные… Биологического отца я ни разу в жизни не видела, его сестра с моим двоюродным братом жили в Москве не так далеко от моей работы, но познакомиться со мной не желали. Крёстная, когда мне было семь лет, ударилась в секту свидетелей иеговых и наша связь с ней прервалась. Тётя Надя крестила меня, когда мне было три годика, после чего моя семья стала набожной.
В детстве, когда шёл великий пост, и моя семья его соблюдала, я пришла к подружке в гости, а потом мы пошли гулять. Мама подружки дала деньги на мороженое, хотя я сказала, что пощусь, но мама настояла, чтобы девочка купила два мороженого и я его ела тоже. Подружке ещё дорогой, а потом и в магазине я несколько раз повторяла тоже самое. В конце концов, она его купила, но я не стала брать, потом она всучила чуть ли не силком мне его в руки. Она шла его так смачно ела, лизала языком, кусала хрустящую корочку. А я держала своё мороженое, всю дорогу смотрела на него, а Ульяна всё говорила мне: «ешь, да ешь его». Потом оно стало подтаивать, а подружка говорила, что оно у меня растает и чтобы я его ела. Я уже так и быть хотела лизнуть подтаявшую смачную вкусную пенку сливочного мороженого и всё больше и больше смотрела на него и всё хотела лизнуть, но останавливалась, внушала себе, что этого нельзя делать, что пост! Потом я старалась не смотреть на него, чтобы не искушаться и дойти до дома и отдать его маме, чтобы она убрала его в морозилку, чтобы я смогла съесть его, когда закончится пост. Пока мы шли до меня, Ульяна уже доела своё мороженое, а я как шла, так и дошла до квартиры, держа мороженое в руке, лишь смотря на него. Мама радостная встретила меня и похвалила, что я не искусилась.