Диана чарующе улыбнулась им.
– А вы к какой партии принадлежите? – басом выкрикнул Звонарев.
– Ни к какой, – недоуменно пожала плечами Диана.
– Аполитичность – это позор и преступление! – заверещал Звонарев. – Вступайте в нашу партию.
– Уймись! – прикрикнула Сибилла на политика. – Ты не на митинге. – Звонарев не угомонился и продолжал сердито что-то бубнить себе под нос. – Ты что, рейтинг хочешь потерять?! – грозно процедила Сибилла. – Так я тебе это устрою.
Политик мгновенно замолчал и по-собачьи преданно уставился на Сибиллу.
– Как скажешь, царица…
Внезапно послышался властный мужской голос, и на пороге появился крепкий, ладно скроенный, среднего, нет, даже, скорее, ниже среднего роста, несколько странно одетый мужчина лет сорока. На нем был темно-синий мундир неизвестной принадлежности с позолоченными эполетами и аксельбантами. На груди посверкивали экзотические награды. Его черные, как у целительницы, глаза насмешливо уставились на Диану. Диана невольно отвела взгляд. Сибилла же преобразилась, куда только делась ее спесь, ее величественность, вся она засветилась нежностью и любовью к пришедшему сыну.
– Ладо, мальчик мой! – кинулась она к нему и припала к его груди. Хрупкая и маленькая, она, словно ребенок, потерялась в объятиях могучего по сравнению с ней сына. Снисходительно улыбнувшись, он усадил мать и сел на пустовавший рядом с ней стул.
– Нет, вы только посмотрите на него, – захлебывалась Сибилла от счастья. – Как он хорош, как умен! Как прекрасен! – Переведя взгляд на Диану, она проворковала: – Как тебе мой молодой генерал?! Ладо – владеющий миром. Вот умру, все передам ему, весь свой дар, дело всей мое жизни. Мой наследник, будущий целитель и очень богатый господин! – с гордостью бросила она.
– Успокойся, мама, – засмеялся Ладо. – Ты еще сто лет проживешь.
– Действительно, – зашумели гости за столом. – Давайте поздравим именинницу.
– Пусть сын первым поздравит, – льстиво пропел Лука Звонарев.
Ладо встал и, подняв бокал, картинно произнес пламенный тост, после чего выпил до дна. Проголодавшиеся гости последовали его примеру и после спиртного жадно набросились на еду. Сразу воцарилось молчание, слышался лишь звук ножей и вилок.
Тишину нарушил Марк Лурье, он встал и, задумчиво глядя на рубиновое вино в бокале, заговорил цветисто и красиво. Говорил долго, пока на него не зашикала его супруга: