Как и все дети, Курт был человеком привычки, и ему нравилась структура таких вещей, как семейный вечер. Но даже это маленькое утешение было неоднозначным: он жаждал близости, в то же время опасаясь, что близость приведет к отчужденности в будущем. Курт достиг той стадии полового созревания, когда большинство подростков мужского пола начинают отдаляться от своих родителей, чтобы найти свою собственную индивидуальность. И все же Курт еще оплакивал потерю семейного гнезда, так что отдаление было чревато как бедностью, так и страхом. Он справлялся с этими противоречивыми чувствами, эмоционально отделяя себя от Дона и Венди. Курт говорил себе и своим друзьям, что ненавидит их, и таким сарказмом оправдывал свою отстраненность. Но после целого дня, проведенного с приятелями, и разговоров о том, какие мерзкие у него родители, он снова оказывался участником семейного вечера и был единственным в доме, кто не хотел, чтобы вечерние празднества заканчивались.
Праздники всегда были проблемой. День благодарения и Рождество 1978 года означали, что Курту придется побывать в гостях у полудюжины разных семей. Если его чувства к Дженни были смесью привязанности, ревности и предательства, то чувства к другу Венди, Фрэнку Фрайничу, были чистым гневом. Венди тоже начала сильно пить, и пьянство сделало ее еще более язвительной. Однажды ночью Фрайнич сломал Венди руку – Ким была в доме и стала свидетелем этого инцидента, – и Венди отправили в больницу. Поправившись, она отказалась заявлять на Фрэнка. Ее брат Чак угрожал Фрайничу, но мало кто мог изменить отношение Венди к нему. В то время многие думали, что она осталась с Фрайничем из-за его финансовой поддержки. После развода Венди начала работать клерком в Pearson’s, универмаге в Абердине, но зарплата портового грузчика Фрайнича позволяла им такую роскошь, как, например, кабельное телевидение. До появления Фрайнича Венди так долго не платила по счетам, что ей вот-вот должны были отключить электричество.
Когда Курт был помладше, родители были для него богами, а теперь они стали падшими идолами, ложными богами, и им нельзя было доверять.
Курту в тот год исполнилось одиннадцать, он был маленьким и тощим, но никогда не чувствовал себя таким беспомощным и слабым, как в присутствии Фрайнича. Курт был не в силах защитить свою мать. Напряжение от наблюдения за этими боями заставляло его опасаться за ее жизнь и, вероятно, за свою. Он одновременно жалел свою мать и ненавидел ее за то, что был вынужден ее жалеть. Когда Курт был помладше, родители были для него богами, а теперь они стали падшими идолами, ложными богами, и им нельзя было доверять.